Садовники Солнца
Шрифт:
Дашко ничего не понял, залебезил:
– Согласен, на все согласен. Но я знаю руку мастера... Да и" перед людьми неудобно - я ведь пообещал. Мой центр - средоточие всей технической мысли Птичьего Гама. Представляете? И ваш сюжет...
– Пеняйте на себя, - буркнул Илья, вынимая из записывающего аппарата кристалл.
– Пойдемте.
Потом был амфитеатр Совета, множество лиц, торжествующий Дашко, который в разговорах со знакомыми обязательно упоминал, что съемки велись для программы "Инфор". Да, да. Именно той, что
Люди расселись, и свет в зале стал мягче.
В объеме изображения появились рабочие комнаты конструкторского центра. В каждой - инженерный комбайн, приставка для моделирования чертежей и готовых конструкций, анализаторы и блоки памяти.
Фрагменты работы. Разговоры, споры. Мозговые атаки в лабораториях коллективного мышления.
Крупным планом лицо Дашко. Волевой подбородок, цепкие глаза. Лицо полководца. Впечатление, что данный кадр взяли напрокат из исторического фильма.
Модуль Дашко. Знаменитая "стена славы" с авторскими свидетельствами. Рубиновые знаки благодарностей совета Прогресса. Вручение ордена Мастера.
Вопрос за кадром:
– О чем вы говорили с Дашко, когда узнали, что он оформил авторство на релаксатор остаточных полей?
Конструктор Гай Сабиров:
– Поздравил, порадовался его успеху. Да, еще упомянул, что у меня полгода назад мелькнула было почти аналогичная идея, но я не успел ее как следует разработать.
Живое лицо Гуго:
– Два года назад я продиктовал в свой фонд памяти принцип непрерывного матрицирования сплавов...
Опять "стена славы". Одно из авторских свидетельств приближается, занимает чуть ли не весь объем изображения. Фамилия автора: Дашко. Суть открытия или новшества: метод непрерывного матрицирования сплавов.
Тишина в зале Совета стала зловещей.
Все еще оставалось непонятным, однако предчувствие какой-то унизительной правды буквально витало в воздухе.
Но вот в объеме изображения появилось небольшое здание, увенчанное ажурной вышкой.
– Седьмой филиал Мирового Коллектора, - пояснил за кадром Илья. Обслуживает нашу зону.
И уже к темноволосой девушке-оператору:
– Службу Солнца интересует, кто из посторонних лиц пользовался личными фондами памяти Сабирова, Ашкинази, Готвальда...
Он перечислял фамилии дальше. Четыре, семь, десять, четырнадцать. По залу прошел ропот.
"Поняли", - подумал Илья.
Он поискал в полутьме Дашко, - где же он сел?
– но ничего, кроме десятков голов, не увидел. "Тебе, наверное, сейчас очень стыдно, сосед. Не такого ты фильма ждал, не такого. Да, мы прощаем ошибки. Охотно, всегда. Но не прощаем подлости".
Он прислушался к своему комментарию.
– Кодекс Совести, - пояснял он с экрана, -
Зал молчал.
В объеме изображения на стол оператора легло четырнадцать фиолетовых кристаллов.
– Это личные фонды тех людей, которых вы назвали, - сказала девушка-оператор, с интересом разглядывая Илью.
– А вот реестр запросов посторонних лиц по данным фондам.
Вереницей поплыли фамилии.
Илья вспомнил, как, уже будучи" готовым ко всему, он все-таки вздрогнул от гнева и омерзения, едва взглянув на тот документ. Реестр буквально рябил фамилией соседа. У некоторых, в том числе и Гуго, Дашко рылся в "памяти" чаще самих хозяев фонда.
– Довольно!
– громыхнул чей-то требовательный голос.
– Дайте свет.
Шел последний кадр.
Крупным планом лицо Гуго.
– Нет, пользоваться фондом не разрешал. Он не был моим другом, говорит Гуго и губы его складываются в презрительную полуулыбку. Может... ревновал?
Обрушив с грохотом подставку для цветов, впереди вскочил Дашко:
– Я... Это были бросовые идеи!
– закричал он.
– Идея еще не все... Надо уметь ее реализовать...
Потрясенный зал молчал.
Дашко нагнул голову, будто собирался кого-то боднуть, резко повернулся к Илье. Глаза его побелели от бешенства.
– Ты не человек, - прошипел он.
– Ты - дьявол!
Он сорвался с места и бросился вниз, перепрыгивая через ступени. Разогнавшись, Дашко чуть было не влетел в объем изображения, но в последний миг испуганно шарахнулся в сторону выхода.
Люди сидели неподвижно. Лица у них были строгие и печальные, будто в этом торжественном зале только что у них на глазах погиб человек.
Чтобы освободиться от навязчивых мыслей о Дашко и злополучном просмотре, Илья достал кристалл с личными записями Анатоля. Коллектор прислал копию давно, недели две назад, и он время от времени слушал эти отрывки: сопоставлял их, выискивал скрытые зерна информации, старался представить события, которые предшествовали записям.
Илья повернул головку воспроизводителя. Послышался чуть хрипловатый знакомый голос:
"Она непонятная. То ласковая, свободная, игривая, как домашняя рысь, что живет у Калия. Тогда я чувствую себя раскованно и легко. Но всякий раз ее что-то пугает во мне. Она замыкается. Речь ее становится резкой, насмешливой, даже враждебной. Не возьму в толк - что пугает ее? Возможно, неустроенность моей души?