Сафари в Ла-Пасе
Шрифт:
Второй полицейский отбросил свою зубочистку и лихорадочно пытался выхватить пистолет из кобуры. В долю секунды Клаус Хейнкель повис на нем. Молниеносный удар коленом в пах – и полицейский согнулся пополам. Левой рукой Хейнкель вцепился в его волосы, жирные от брильянтина, и запрокинул ему голову. И снова скальпель сверкнул на солнце, прежде чем вонзиться под подбородок. Раздался хлюпающий звук, какой издают отскочившие со спины больного банки.
Хотя Клаус Хейнкель тут же отпрянул назад, тем не менее хлынувшая кровь запачкала его костюм.
Первый полицейский лежал скорчившись на тротуаре, в нем уже почти не осталось крови. На улице
Второй полицейский в предсмертной судороге попытался все же достать пистолет. Коротким ударом ноги Хейнкель вышиб его из руки, подобрал и засунул за пояс. Все с той же холодной отстраненностью.
Он спокойно уселся за руль «форда», у которого полицейские даже не выключили мотор. Не удостоив взглядом два распростертых в лужах крови тела, Хейнкель тронулся с места. Огромная желтоватая вилла исчезла в зеркале заднего обзора. Клаус знал, что больше уже никогда не увидит ее, но это было ему совершенно безразлично. С момента телефонного звонка Зеппа все будущее Хейнкеля сводилось к событиям ближайшего часа. Южная Америка вообще-то велика, но она становится совсем маленькой, когда тебя разыскивают. Теперь Клаус Хейнкель действовал как робот, приводимый в движение компьютером.
Он спокойно доехал до авеню Хосе Бальивиана, пересек Колакото и направился к центру. Запутанные петли шоссе за Обрахесом показались ему бесконечными. Пересекая авеню 16-го июля, он попал в пробку и успел насмотреться на свою бывшую контору. Потом расчищая путь на бесконечном подъеме к Эль-Альто он включил полицейскую сирену. Прохожие не успевай ли разглядеть, что за рулем машины сидел «гринго» и у него не было рации. Нож, лежавший рядом на сиденье, был незаметен снаружи.
Подъезжая к военной заставе на 7-ом километре по авеню Мерседес, Хейнкель лишь чуточку притормозил: оба постовых при виде полицейской машины, мчавшейся на полной скорости, расступились с безразличием. Их командир в это время обыскивал грузовик, полный «чуло».
Чувствуя внутреннюю раскованность, Хейнкель прибавил газа. Все говорило о том, что тревогу еще не объявили. Перед ним расстилалась дорога, беспрепятственно ведущая к озеру Титикака. А дальше – уже Перу. Хейнкель не испытывал ни радости, ни грусти, ни страха.
Он был полон лишь непреклонной решимости.
– Чтоб разыскали мне этого гада и доставили сюда через час! – вопил Уго Гомес. – Он наверняка драпанул к Кочакамбе и Санта-Крус. Главное – взять его живым.
Гомес бросил трубку. Он аж вспотел от возбуждения. Перепуганные соседи обнаружили трупы зарезанных полицейских. Гомес не мог прийти в себя. Он всегда лишь наполовину верил слухам обо всех ужасах, связанных с прошлым Клауса Хейнкеля. И вот теперь этот тип действительно повел себя, как настоящий убийца. В конце концов, это только облегчало ему, Гомесу, задачу.
Что же касается двух болванов, которые дали себя зарезать, то так им и надо.
Черно-белый «форд» въехал
– Где дон Федерико? – спросил Клаус.
– Его нет дома, сеньор, – залепетал чуло, – но...
– А донья Моника?
– Она наверху.
– Отлично.
Улыбнувшись слуге, Хейнкель направился к дому. Забавно было вновь очутиться там, откуда его так беспардонно выгнали. Он открыл дверь и не спеша стал подниматься по лестнице. Сердце его, однако, забилось быстрее. Правильно-то ему надо было, не теряя ни секунды, ехать в Перу. Но мысль о Монике не покидала его даже теперь.
Моника обернулась. На ней были только трусики и лифчик. Причесанная, со вкусом накрашенная, она предстала перед Клаусом Хейнкелем как видение из какого-то другого мира. При виде Хейнкеля она застыла от изумления. Панический страх мелькнул у нее в глазах.
– Клаус!
Немец стоял в дверях, любуясь ею. Он уже забыл, насколько она прекрасна. Взгляд его прошелся по круглым, упругим грудям, по прозрачным трусикам и задержался там, где сходились ее длинные полные ноги. От этого зрелища Клаус почувствовал спазм внизу живота.
Моника пыталась унять биение сердца. У Клауса были странные темные круги под глазами, взгляд его ничего не выражал. Она заметила пятна крови на пиджаке.
– Я приехал за тобой, – сказал Хейнкель, не повышая голоса. – Одевайся, бери вещи и спускайся. Если есть наличные, захвати, они нам пригодятся.
Он проговорил это спокойно, так, как если бы они расстались перед этим всего несколько минут назад. Моника провела языком по губам. Она стояла, опершись на туалетный столик, пораженная, встревоженная.
– Куда же ты собираешься ехать?
– Еще не решил.
В его памяти встали суровые дни 1945 года, когда ему пришлось сжечь эсэсовскую форму, использовав при этом бензин из бака своего «ситроена». Тогда он бежал через всю Европу, скрываясь под чужими именами, преследуемый гражданскими, партизанами, а также союзными армиями.
– Я... я не могу, – сказала Моника.
– Почему?
Он искренне удивился. Он просто не подумал, что она может отказаться. А, может, он слишком много об этом думал.
– Потому.
– Ты поедешь, – повторил он. – Тебе не впервой ехать со мной.
Он подошел к ней вплотную. Моника попыталась подавить страх, чтобы не вызвать в нем гнева. Клаус нежно обнял ее за талию. Ее духи пьянили его. Он прижал ее к столику, прильнул к ней.
– Ну же, – пробормотал он.
– Клаус...
В ее интонации слышалось отчаяние. Машинально она погладила его по затылку. Клаус воспринял это как приглашение, рука его проскользнула под резинку кружевных трусиков. Страстное желание ощутить эту кожу овладело им. Моника опустила глаза, выражение его лица внушало ей такой ужас, что она не сопротивлялась. Надо было выиграть время, дождаться возвращения дона Федерико, уехавшего в Уарину на заправку «мерседеса». Клаус молча спустил трусики на обнаженные ноги и перешел к решительным действиям. Моника живо подумала, что он вел себя точно так же, как и дон Федерико, когда тот впервые овладел ею. И еще, что она всегда чувствовала себя безоружной перед страстным порывом мужчины. Это лишало ее возможности сопротивляться.