Сафьяновый портфель
Шрифт:
Косачевский потер между двумя пальцами ворс ковра. Он был жестким и сухим. Ворс "антиков" обычно более мягок и эластичен. Бонэ называл XIX и XX века веками фальсификаций.
"Когда-то седина была верным признаком "антиков", - говорил он Косачевскому, - а теперь ковровая патина зачастую свидетельствует лишь о степени квалификации жуликов и о их знакомстве с химией".
Косачевский посмотрел на светящееся тихим восторгом лицо Бурлак-Стрельцова, который продолжал гладить ковер, и ласково сказал:
– Боюсь, что вас надули.
Бурлак-Стрельцов
– Да, я знаю, что переплатил, - самодовольно и благодушно откликнулся он.
– Но я не жалею об этом. Уж больно хорош.
– Я о другом.
– Простите?..
– Ковер-то из новых.
– То есть?
– Подделка под "антик".
Бурлак-Стрельцов снисходительно улыбнулся.
– Ну что вы, господин Косачевский! Посмотрите только, какая великолепная патина! Такую патину искусственно не создашь.
– Вы недооцениваете мастерство нынешних умельцев, - нравоучительно сказал Косачевский.
– А зря. В человека надо верить. Вот, пожалуйста.
– Косачевский разогнул ворс ковра.
– Обратите внимание на места вязки узлов. Видите? Они значительно живее окрашены, чем ворс. О чем это свидетельствует? То-то и оно. И густота ворса неоднородная. А тут нити утка видны... Чтобы нейтрализовать действие кислоты, щелочь пораньше применять следует. А они снебрежничали, вот и сожгли кислотой.
– Вы думаете, кислота?
– Да. Скорей всего, лимонная.
К ним подошел, заинтересовавшись разговором, Белов. Осмотрел места вязки узлов, засмеялся, демонстрируя молодые, белые, как кипень, зубы.
– О чем разговор? Конечно же, кислота и, конечно же, лимонная. Какие тут сомнения? Видите, какие узелки, Иван Иванович? А сработано неплохо - первый сорт. Сколько заплатили? Десять тысяч? За такую работу не так уж дорого. Мастер работал. Но вам, Леонид Борисович, надлежит свои таланты растрачивать не в Совете милиции, а у нас в комиссии. Уж больно у вас глаза приметливы.
– В Совете милиции такие глаза тоже не помеха, - заверил его Косачевский.
Бурлак-Стрельцов растерянно смотрел на ковер.
– Консул производил впечатление порядочного человека...
– Такое впечатление производят все жулики, - нравоучительно заметил Косачевский.
– Впрочем, консула тоже могли обмануть.
* * *
На квартиру Бонэ Косачевский позвонил поздно вечером. К аппарату подошла Варвара Михайловна. Косачевский назвал себя и попросил Бонэ.
– А разве Александр Яковлевич не с вами?
– удивилась Варвара Михайловна.
– Нет.
– Как же так?
– Мы действительно должны были сегодня с ним встретиться. Осматривались собрания Бурлак-Стрельцова. Но он почему-то не явился
– Странно. Он ушел из дома в шесть утра.
В напряженном, нарочито спокойном голосе жены Бонэ ощущалась не тревога, а леденящий безысходный ужас. Косачевский попытался ее успокоить.
– Нет, я не волнуюсь. Но что с ним могло произойти?
– сказала она, когда Косачевский исчерпал немногочисленные слова утешения.
Задавать вопросы, конечно, значительно легче, чем искать на них ответ.
Что
Косачевский повесил трубку, дал отбой и позвонил дежурному по Уголовно-розыскной милиции. Дежурил аккуратный и исполнительный инспектор Борин, который входил в группу Косачевского по расследованию ограбления Патриаршей ризницы. Косачевский подробно описал ему внешность Бонэ.
– Через час я вам телефонирую, Леонид Борисович, - пообещал Борин.
Борин позвонил через полчаса. Произошло самое страшное: Бонэ оказался одним из 27 человек, убитых в Москве за прошедшие сутки...
Его труп был найден в Ананьевском переулке и теперь находился в Первом морге Городского района.
Ломая спички, Косачевский закурил.
– Вы меня слышите, Леонид Борисович?
– спросил Борин.
– Да, слышу, - подтвердил Косачевский, раскуривая отсыревшую папиросу. Когда и кем обнаружен труп?
– Труп найден около двенадцати дня. В сугробе Его снегом присыпало. Дети наткнулись. Они из снега крепость строили, - обстоятельно объяснил Борин. Ну, и родителям сообщили, а те - в милицию. Пролом черепа и шесть проникающих ножевых ранений в области грудной клетки, сердце задето... По заключению медика, смерть наступила между шестью и семью часами утра, возможно, несколько позже. Пролом черепа и ножевое ранение сердца смертельны. Три раны посмертны, нанесены уже трупу. Вы меня слышите, Леонид Борисович?
– Слышу, Петр Петрович, слышу, - Косачевский сделал глубокую затяжку, аккуратно стряхнул пепел в пепельницу. Происшедшее никак не укладывалось в его сознании. Значит, в то время, когда они встретились возле особняка Бурлак-Стрельцова, Бонэ уже не было в живых. Но как он оказался в Ананьевском переулке, что ему там потребовалось? У папиросы был едкий и кислый вкус. Косачевский с отвращением раздавил окурок в пепельнице, спросил у Борина, кто из Уголовно-розыскной милиции выезжал на место происшествия.
– Агент второго разряда Омельченко из Городского района, - сказал Борин. Тот, который бандгруппу Лысого ликвидировал. Толковый работник.
– Омельченко опрашивал жителей близлежащих домов?
– Разумеется, Леонид Борисович.
– Кто-нибудь видел убийство?
– Нет, никто ничего не видел и не слышал.
– Собаку применяли?
– Да, но безрезультатно.
Трудно было предположить, чтобы у такого человека, как Бонэ, имелись враги, ведь он был из тех, что и мухи не обидит. И тем не менее Косачевский спросил:
– Предполагаемые мотивы убийства?
– Скорей всего ограбление, - помедлив, сказал Борин.
– Пальто и шапка с убитого сняты, карманы пиджака и брюк вывернуты. Но, сами понимаете, ручаться ни за что нельзя.
Косачевский закурил было новую папиросу, но тут же сунул ее в пепельницу.
– Я вас попрошу, Петр Петрович, проследить за расследованием. А Омельченко пусть ко мне завтра с утра подъедет.
– Будет исполнено, Леонид Борисович.
– И еще... А впрочем, все, Петр Петрович. Спокойной вам ночи.