Сага-фэнтези о Синдбаде-мореходе и его друге Ибн-сине
Шрифт:
— Да, но через несколько лет после твоей гибели всё опять вернётся в прежнее русло…
— Согласен! Это неизбежно. Я и сам понимаю, что родился раньше своего времени. И всё же просвещённые потомки будут с благодарностью вспоминать моё имя. И первыми среди первых меня почтут мои дети — сын и дочь! Обещай мне, Синдбад, что воспитаешь Люция в духе нетерпимости к рабству и ко всякому проявлению рабской покорности. Человек рождён быть свободным! Вся жизнь его должна проходить под лозунгом: "Свобода или смерть!"
— Обещаю, Спартак! Но ты
— Я верю Провидению, что ведёт тебя по жизни, друг мой! Оно оградит тебя от любых опасностей. Не вернуться ты не можешь по той простой причине, что всегда выкручивался из любой безвыходной ситуации и возвращался. Ты сам не раз рассказывал мне, что отправляясь в очередное плавание, оставляешь свой дом в надёжных руках преданного домоправителя. Надеюсь, ты научишь этого человека, как присматривать за Люцием в твоё отсутствие?
Что же касается твоего здоровья или смерти от старости, то ходят упорные слухи, будто давным-давно, в одном из своих опасных путешествий тебе посчастливилось набрести на некий загадочный источник, который посещают все боги Олимпа. Говорят, что ты успел испить из него и трижды окунуться, прежде чем боги опомнились и снова сделали его невидимым и недосягаемым для простых смертных. С той поры ты, друг мой, якобы обрёл…вечную молодость и бессмертие! Что скажешь: так ли это на самом деле или нет?
Синдбад загадочно улыбнулся.
— Не стоит предавать слишком большого значения россказням портовых грузчиков, Спартак.
— Ты прав, друг мой, это всё досужие вымыслы. Однако мне иногда вспоминаются твои некоторые странные фразы, ненароком обронённые в многочисленных беседах со мной. Ты не раз оговаривался, намекая на личное знакомство и с Александром Великим, и с другими знаменитыми личностями прошлого. Они де, не раз давали тебе те или иные поручения, а ты всегда выполнял их… В том числе ты будто бы принимал участие и в поисках пропавшего флота Неарха, и ходил походом с кораблями греков под стены Трои…Ведь так?
Синдбад по-прежнему хранил молчание, продолжая таинственно улыбаться.
— Впрочем, не отвечай! — махнул рукой Спартак, — Я уважаю право моих друзей иметь маленькие тайны. Ведь и у меня есть своя тайна — мой малыш Люций!
Синдбад встал из-за стола, подошёл к Спартаку и доверительно положив руку на его плечо, торжественно поклялся:
— Будь уверен, друг мой, я выполню твоё пожелание и стану для Люция примерным приёмным отцом! А когда он подрастёт, расскажу ему о тебе всю правду!
— Вот и отлично! — обрадовался Спартак.
Он сделал несколько знаков Намубе. Тот кивнул и вышел за дверь. Отсутствовал он недолго и вскоре вернулся в сопровождении двух телохранителей, которые, напрягая впечатляющие мышцы, втащили в комнату кованный медными полосами сундук. Поставив его возле стола, они удалились.
Спартак снял с шеи ключ на цепочке
— Это — на обучение моего сына! Давай без излишней щепетильности, друг. Ты можешь использовать драгоценности по своему усмотрению. Сколько надо, столько и бери. Нужно нанять мамок-нянек для Люция — бери золото и нанимай. Нужны учителя и воспитатели — плати им из сундука. Сокровищ хватит на всё! Я хочу, чтобы мой сын ни в чём не знал отказа. Но и баловать его излишествами не надо. Воспитывай Люция в строгости и умеренности, Синдбад.
— Я понял тебя, Спартак, и сделаю так, как ты велишь. Но, признаться, мой дом и без этих сокровищ — полная чаша.
— Что твоё — то твоё! А этот сундук, повторяю, мой подарок Люцию ко дню его совершеннолетия! Когда же мальчик подрастёт и научится читать, ты передашь ему этот папирус…
Спартак бережно передал свиток Синдбаду.
— Это моё послание к нему!
— Передам! — Синдбад спрятал папирус в резной ящичек из яшмы, где хранил наиболее важные бумаги.
— Теперь поговорим о твоём вознаграждении, друг мой…
Синдбад попытался протестовать, но Спартак остановил его жестом и, взяв в руки серебряную шкатулку, стал поглаживать её узорчатые бока.
— За твою услугу я намерен тебя отблагодарить…
— Ты мне ничего не должен, Спартак! Между друзьями не может быть никаких расчётов!
— Это так, но учти, что сейчас я — наниматель, а ты — человек, согласившийся оказать мне услугу. Ты купец, Синдбад, и обязан понимать, что твои труды так или иначе должны быть оплачены.
Синдбад, видя неуклонность друга, со вздохом сдался.
— Пусть будет по-твоему! Чем ты собираешься меня осчастливить?
— Золото ты конечно не возьмёшь?
— Не возьму!
— Я так и думал, поэтому и не предлагаю его. У меня есть кое что получше. Смотри! — с этими словами он открыл шкатулку и извлёк из неё сложенный в несколько раз ветхий от времени кусок пергамента.
— Что это? — заинтересовался Синдбад.
— Зная тебя как заядлого путешественника и искателя приключений, я припас подарок по вкусу! Держи!
Синдбад осторожно взял пергамент двумя пальцами и, затаив дыхание, развернул. Это оказался клочок древней карты. Неизвестный картограф изобразил на нём море и сушу. Краски выцвели и местами осыпались, линии истончились и истёрлись, но, несмотря на это, на карте всё ещё различалась пунктирная линия, которая брала начало от нижнего среза пергамента, где находился юг, и вела под углом к двум торчащим посреди морских волн островерхим, словно бивни слона, белым скалам.