Сага-фэнтези о Синдбаде-мореходе и его друге Ибн-сине
Шрифт:
— Но чем ты насолил Калифу, брат? — удивился Синдбад.
— Кто про то знает? Возможно, злые языки нашептали владыке, что я при помощи колдовства раз в неделю проникаю в его гарем и забав ляюсь с наложницами? Ты же знаешь, Синдбад, на что способны наши недоброжелатели?
— А это действительно так? — ухмыльнулся Синдбад.
Ибн-Сина в смущении потупил взор.
— Уверяю тебя, брат, колдовство тут ни при чём, — учёный прикусил язык и оглянулся на слуг, — Пойдём в дом. Ни к чему вести подоб ные разговоры на улице…
Синдбад расхохотался.
— Узнаю
— А мне до того времени — исчезнуть из Багдада!
Названные братья смеясь и подшучивая друг над другом, взявшись за руки переступили порог дома учёного. За ними удалились слуги и разгорячённые схваткой телохранители Синдбада, неполучившие в драке даже царапины. Неприступные ворота, выдержав осаду, снова захлопнулись. Трупы и раненые разбойники предоставленные своей судьбе, остались лежать в крови на каменных плитах.
Когда площадь опустела и снова воцарилась тишина, из тёмных щелей подворотен на площадь повыползали странные человекоподобные существа, напоминающие скрюченных подагрой калек. Их было немного, пять или шесть. Извиваясь словно черви, эти покрытые язвами наполовину люди, наполовину чудовища, бесшумно подползли к лежащим на площади телам и методично обшарили их одежду.
Мародёры знали своё дело. Кошельки, оружие и украшения несчастных складывались в кожаные мешки, которые монстры тащили за собой на ремешках. Трупам было всё равно, но вот некоторые раненые пытались сопротивляться и роптать. Таких люди-черви душили бездушно и жестоко, пуская в ход удавки из сушеных жил неведомых животных.
Вскоре в живых не осталось никого. Не прошло и четверти часа, как существа исчезли так же внезапно, как и появились. Вместе с собой они утащили и трупы разбойников, которые, по всей видимости, должны были послужить им пищей на ближайшую неделю…
ГЛАВА 3. В море.
— Мне потребуется время, что бы расшифровать этот текст, — сказал Ибн-Сина, рассматривая пергамент в увеличительное стекло из горного хрусталя, — Но координаты скал-бивней я могу назвать тебе прямо сейчас. Они обозначены простыми арабскими цифрами и это странно… Слушай и запоминай…
Синдбад записал координаты в свою записную книжку и призадумался.
— Я догадываюсь, в какой части океана они находятся. Правда, в тех краях я ещё ни разу не был, но дорогу знаю. Моряки-индусы рассказывали мне про эти скалы. Сколько тебе потребуется времени на расшифровку всего текста?
— Не могу сказать точно… Может день, может месяц. Когда ты намерен отправиться в путь?
— Мой корабль всегда наготове. Так что денька через два-три. В крайнем случае — через неделю.
— Боюсь, что я не осилю перевод в эти сроки.
— Тогда поплыли со мной! Ты это сделаешь в пути. Сам же говорил, что тебе лучше исчезнуть из Багдада на какое-то время. Лучшего укрытия чем мой корабль тебе не найти, согласен?
Ибн-Сина просиял.
— Ты — мой спаситель,
— Тогда собирайся! Сейчас мы отправимся ко мне домой, а на рассвете, до которого осталось час-два — в Басру, где нас ждёт мой корабль. Здесь тебе оставаться нельзя. Слишком опасно. Согласен?
— Да! Поехали!
Через три часа Синдбад и Ибн-Сина, переодетый женщиной, тайно выехали из Багдада и направились в Басру. На пристани их уже поджидал готовый к отплытию корабль Синдбада. Он назывался "Ирбисс" и служил предметом зависти всех окрестных судовладельцев. Кортеж сопровождали шестеро телохранителей во главе с Намубой и несколько слуг, которых Синдбад всегда брал в плавание.
Спустя несколько дней после их прибытия в трюм "Ирбисса"
загрузили лошадей, разобранные повозки и различные товары, провизию и прочие необходимые для путешествия по суше и морю вещи, после чего на рассвете следующего дня корабль вышел в открытое море.
* * *
Плавание, к немалой радости путешественников, проходило спокойно. Две недели кряду ярко светило солнце, дул попутный ветер и "Ирбисс" словно летел на всех парусах, едва касаясь лазурной глади.
Синдбад с Ибн-Синой предавались приятному времяпрепровождению. Они возлежали в апартаментах капитана на мягких диванах, потягивали вино и покуривали кальяны. Два прибора для курения привёз с собой на корабль Ибн-Сина. Со слов учёного, он сам изобрёл и собственноручно изготовил их, так как пристрастился к курению в одной далёкой заморской стране. Какой именно он почему-то не уточнил.
Синдбаду в той стране бывать не доводилось, но он и без того много путешествовал и потому отлично знал, что кроме его друга никто другой во всей ойкумене табак не курит! А Ибн-Сина не только курил, но и выращивал несколько десятков его сортов на своей загородной вилле под Багдадом. Как догадывался Синдбад, кроме его друга никто другой в подлунном мире этого растения не знал…
Хотя, за последние десятилетия, это пристрастие стало постепенно овладевать миром. Курильщиков становилось всё больше и больше в разных странах. Но, следует признаться, удовольствие это было слишком дорогое, так что позволить его себе могли лишь очень богатые люди.
Учёный как-то раз дал затянуться и Синдбаду. От дыма у капитана запершило в горле, выступили слёзы. Но вместе с тем и приятно закружилась голова. На следующий день он сам попросил друга дать ему "курнуть". Так и пошло. Синдбад пристрастился к кальяну наравне с учёным. Вот и сейчас они задымили весь кабинет, обсуждая между глотками и затяжками загадочный текст карты.
— Понимаешь, Синдбад, текст написан на древнем языке атланто-арийцев… И нет никого на свете, кто бы знал его приблизительно так же, как и я… Но и я сам понимаю его едва-едва! К тому же он изобилует множеством незнакомых мне, и потому непереводимых слов… Я подозреваю, что это технические термины… Если придерживаться общего смыслового значения, то…