Сага о диком норде
Шрифт:
Скирикр снова посмотрел на меня, и взгляд его был совершенно трезв.
— Не будет булавы — Ньял умрет. А дед один не сладит. Никак не сладит. Я должен отнести булаву. Отнести, а потом сбежать. Понимаешь? Я не могу бросить деда. Он всегда помогал мне. Учил глиме, играл в хнефатафл. Я должен отнести булаву!
— Верно.
— Но дед умер! — закричал Скирикр. — Я вернулся, а он всё равно умер!
Альрик шагнул к столу, взял Скирикра за волосы и заставил посмотреть на себя.
— Ты мне должен! — сказал хёвдинг. — Ты сжег мой корабль!
—
— Ты убил моего человека. Убил ни за что. Из-за гордыни и дурости. Ты мне должен жизнь.
И полоснул ему по горлу. Кровь выплеснулась густым горячим потоком, залив стол и забрызгав меня. Я отшатнулся, ожидая выплеска безумия от Альрика, но его глаза не поменяли цвет. Спокойствие и умиротворение — вот что я увидел на его лице.
А потом мы смотрели, как горит дом, погребая под собой сына Вальдрика, внука Вальгарда. И это были не самые плохие похороны…
Аднтрудюр вернулся с довольной намасленной рожей, да и Простодушный немного оттаял, уже не сверкал глазами на невинные шутки. За высоким столом гости вели себя сдержанно, улыбались, кивали друг другу, а здесь внизу веселье шло вовсю. Кидали надкусанное мясо и спорили, какая собака добежит первой, играли в ножички, кто дольше и быстрее сможет втыкать нож между пальцами левой руки. Щербатый хускарл напротив меня промахнулся, пробил ладонь, пригвоздив ее к столу, и первым же начал хохотать над своей промашкой. Слева, сразу за Стейном, начали орать какую-то песню, заглушая музыку. Справа кто-то кричал:
— Нет, ты видел? Видел, как я его? Он же был во! Головой прям до крыши доставал! А я его р-раз…
Я посмотрел наверх. Отсюда до крыши расстояние выше, чем мачта на Скирикровом корабле, а та мачта — длиннее мачты «Волчары». Мы увели корабль в море и спрятали в бухточке. В суматохе люди конунга не разглядели проходящий мимо Сторборга корабль и не узнали в нем «Сокола». По крайней мере, нас никто не заподозрил. О нашей вражде со Скирикром слышало не так много людей, а те, что знали, либо умерли, либо ушли из Сторборга. Простодушный сказал, что хирдманы Скирикра не особо любили своего хёвдинга и мстить за его смерть не будут. А отец с дедом уже мертвы.
А вскоре до нас дошел слух, что рунный дом сгорел по вине самого Скирикра, мол, он перепил и опрокинул плошку с горящим маслом.
— Кай!
Стейн сел на место Леофсуна, поближе ко мне. А сам Рысь? Я оглянулся и заметил огненно-рыжую голову бритта. Он всё же снял рубаху и теперь бил кулаком по своему тощему животу, что-то доказывая пьяным нордам. Я надеялся, что у него хватит ума не говорить, чьего он рода.
— Кай, я ведь за Альрика что хочешь сделаю! Веришь? — кричал мне в ухо Стейн. — Хоть в Бездну за него, хоть … да хоть куда!
Я постучал рогом по столу, и расторопная рабыня тут же наполнила его густым элем. Затем поднял его повыше и рявкнул:
— Дранк!
— Дранк! — вразнобой повторили мой клич десятки голосов.
И снова эль выплеснулся
Я ждал.
Глава 12
Пир продолжался. И чем дальше, тем громче и безудержнее веселился народ.
За спиной надрывал горло скальд, но даже я слышал лишь отдельные слова: «...хвала! …воитель! …Харальд!». Поодаль два хускарла решили потягаться в глиме и топтались друг возле друга, ухватившись за пояс противника. Их подбадривали рядом сидящие, стучали кулаками по столу и объясняли, кого и как нужно швырнуть. Серые лохматые псины лаяли и грызлись за кость, пока одному из пирующих это не надоело. Он схватил собак за загривки и вышвырнул из дома.
Теперь уже не только Рысь, но и его собеседники щеголяли голыми торсами, и в отличие от Леофсуна, им было чем похвастать: мощная волосатая грудь, крепкие выпуклые животы, об которые можно не одну оглоблю сломать. Я почесал свое пузо, мало чем отличавшееся от Рысьего: такое же впалое и безволосое.
За высоким столом тоже повеселело. Хёвдинги, дорвавшись до заморских напитков, лили их в бездонные глотки без передыху, и рабыни долго бегали с тяжелыми кувшинами, пока один из хельтов не сжалился и не перетащил пару бочек вплотную к столу. А сам уселся рядом, чтобы черпать вино своим рогом напрямую.
Я ждал. Сейчас рано, никто не услышит мой голос в эдаком шуме.
Альрик то и дело поглядывал в нашу сторону, хмурился, качал головой, наверное, из-за Рыси.
Бум! Бум! Бум!
Один из дружинников Харальда постучал по столу рукоятью ножа. Не сразу, но в зале затихло, хоть некоторые перепившие воины и продолжали вопить: «Чего тихо? Ты на кого орешь? Сам заткнись!».
Поднялся седобородый хельт и провозгласил:
— Все лучшие люди Бриттланда собрались здесь!
— Да! — отозвались пирующие.
— Хотя есть мужи и получше! Сейчас они тоже пируют, но в более высоких и красивых хоромах, за столом еще богаче конунгова, а на почетном месте там сидит сам Фомрир!
— Да!
— Хвала Фомриру!
— Так восславим ушедших братьев!
— Слава! Слава!
— Дранк!
Харальд хмурился, слушая речь старого воина, хватался за золотой круг на шее и даже дернулся встать, но Гачай в ярких желтых одеждах удержал его и что-то посоветовал. У конунга тут же разгладился лоб. Вместо него встал другой человек. Крыс! Тот самый гад, что забрал мой топорик. Я ощупал пояс, но там было пусто. На пиры с оружием не ходят.
— А почему мы славим только мертвых героев? — выкрикнул Крыс.
Меня передернуло от его мерзкого голоса.
— За нашим столом есть и подлинный герой! Тот, без кого бы пал весь Бриттланд! Ньял Кулак!
— Ньял Кулак! Ньял Кулак! Ньял Кулак!
— Поведай нам, — продолжал кричать Крыс, — как ты сразил повелителя драугров? Немногие видели тот славный бой! Немногие выжили! Поведай, как было, чтобы скальды сложили сотни песен об этом подвиге! Чтобы слава твоя разнеслась по всем морям и всем островам!