Сага о диком норде
Шрифт:
— Да! Ньял! Расскажи! Давай! Песнь! — орала, рычала и бесновалась пьяная орда.
Медленно поднялся знаменитый сторхельт. Его крупная фигура нависла над конунгом и солнечными жрецами, как гора.
Ньял хлопнул. Громоподобный звук прокатился по всему залу, и с крыши посыпался сухой мох. Замолкли все: пьянчуги, флейты, бодраны и даже псы. Густой красивый голос, достойный скальда, наполнил дом от земляного пола до крыши, и я замер, предвкушая увлекательный рассказ.
— Пришли мы, сталбыть, на площадь. Я и мой брат Хьярвард. И другие хирдманы. Вместе все, сталбыть, пришли. Ну, шли не просто так. Драугры, сталбыть, лезли,
И вот так, запинаясь и сталбыкая, Ньял пересказал нам самую главную битву: как погиб Хьярвард, как Вальгард сдерживал драугра-сторхельта, пока Скирикр волок отброшенную булаву Ньяла, как пал и Вальгард.
— Ну, думаю, быть мне, сталбыть, в хирде Фомрира. Ночь пришла. Я один с ним бьюсь. Хельты, сталбыть, тоже скачут, тычут в него, да его не берет их оружие. И булава тяжелеет. Я, сталбыть, как вдарю по драугру своей булавой. Он, сталбыть, в дом врезался. Последний дом там остался. Драугр, сталбыть, встает. Что ему тот дом? А гляжу, бревна-то зашевелились. А потом — раз, и выскочил оттуда еще один. Думал, драугр, ан нет. Измененный! Голова-то человечья, а тулово ну как есть твариное. Руки-ноги по две штуки, а что-то не так. И гнутся всяко, сталбыть, и локтей там много. Стоит, сталбыть, глазенками рыжими лупает. А потом прыг на драугра, лапами своими облепил, как веревками. А драугр-хёвдинг, сталбыть, как заревет. И мертвяки, что еще не сдохли, на него кинулись. Грызут, рвут, рубят. А я чего, думаю, стою? Надо ж бить, пока драугр стоит. Сталбыть, булавой его по сопельнику бью раз, другой, третий. Измененный так и держал драугра, пока не издох. Изгрызли его мертвяки. А дальше легко. Как главный помер, так и остальных, сталбыть, поубивали.
Я забылся и выпил полный рог эля за Ульвида. Надо сходить к его жене, сказать, что ее муж даже измененным сражался за Бриттланд. И к сестренкам Гиса тоже заглянуть бы, подарить чего-нибудь, серебра отсыпать. Так будет правильно.
Ньял Кулак сел, угрюмо уставился на заваленное едой блюдо перед собой, пока вокруг кричали «Дранк» и поднимали рога и кубки за победу.
Простодушный рыгнул, наклонился ко мне и сказал:
— Тяжело ему придется. Я слышал, что из двоих братьев Ньял был простоват, а речи обычно вёл Хьярвард. Потому Кулак и руны быстрее поднял. Всегда вперед лез, брата защищал.
Я кивнул. И правда тяжело. Каким бы ни был храбрым, но дурачок вечно будет на рожон лезть да всякие беды на себя навлекать. Умным и языкастым быть сподручнее, по себе знал.
А следом за Ньялом поднялся тот, с кого я весь пир глаз не сводил.
— Воистину безмерна великая мощь у людей Бриттланда! — провозгласил он. — Она укрощает бурное море, сносит высокие горы и побеждает даже в неравном бою. Вашу силу можно сравнить лишь с вашей храбростью!
— Да! — закричали те воины, что еще могли соображать, и поняли, о чем речь.
Окованный серебром рог треснул в моей руке. Норды всегда любили говорливых и остроязыких! А я не хотел, чтобы он заболтал верных последователей Фомрира.
— Да и как могло быть иначе! Ведь за вашими плечами стояли боги! Никто иной, как убийца Тоурга вдохнул
Зал отозвался одобрительным гулом. А я сломал рог до конца. Как он смеет упоминать наших богов?
— Вы все слышали рассказ сторхельта Ньяла Кулака! Бог-Солнце тоже не оставил народ Бриттланда! Хоть он не мог помочь тем, кто в него не верует, зато…
— Что?
— Круглый бог?
— Я его там не видел!
Теперь и серебряная оковка от рога в моей ладони смялась в бесформенный кусок.
— Бог-Солнце послал свой луч в тело измененного! — вскричал безднов жрец. — Разве вы хоть раз слышали, чтобы измененный, суть коего тварь, напал не на человека, а на другую тварь? А его глаза? Золотые глаза! Цвета Солнца! Вы видели тварь с золотыми глазами? Нет! Потому что бог-Солнце вселился в измененного и помог Ньялу Кулаку убить драугра-хёвдинга!
Люди замолчали, озадаченные словами хитромудрого жреца. Ведь и вправду не видели. Да много ли кто видел измененных? Я пытался вспомнить, какого цвета были глаза у великана на Северных островах, и не смог. Да когда ж там глаза его разглядывать? Рубишь ноги и убегаешь, чтоб тебя ненароком не зашибли.
— Твой бог защищает рабов!
— Мой бог защищает всех! — голос жреца усилился десятикратно. Грохотал будто глас небесный. — Что есть Бездна? Это тьма! А что защищает этот мир от тьмы? Только свет! А откуда исходит свет? От Солнца! И каждый, будь то норд или бритт, будь то ярл или бонд, земельный или бродяга, мужчина ли, женщина ли, старик ли, — каждый получает его главный дар: свет и тепло! И неважно, кому мы воздаем хвалы! Все мы ходим под одним и тем же небом!
В его словах была какая-то правда. Все знают, что Бездна — это тьма. И все знают, что день начинается с восходом солнца. Но ведь нет никакого бога-Солнца? А если и есть, то он не наш бог! Но ведь Солнце и вправду есть, и оно светит всем.
У меня аж голова затрещала от мыслей.
А потом я вспомнил слова Тулле, что солнечные жрецы не умеют говорить со своим богом, а потому мелют всё подряд. Никто же не проверит! За их речами пустота.
— Так восславим и бога-Солнце! Возблагодарим его за спасение Бриттланда!
И вот тут мое терпение лопнуло. А ведь я так хотел дождаться конца пира…
— За что его благодарить? — громко спросил я, вставая.
Хоть за этот год мой голос заматерел, иногда он все же срывался на цыплячий писк. И после громоподобного жреца я звучал, как щенок сосучий. Но даже щенки могут укусить.
В пиршественном зале стихли последние шепотки и ругань. Меня узнали. Помнили мой выкрик возле тела Ульвида.
— Может, его следует поблагодарить за другой подвиг?
— Бог-Солнце каждый день совершает тысячи благих деяний, — кивнул Гачай.
— Например, подымает мертвецов на всем Бриттланде!
Альрик, уже поднявшийся с места, упал обратно на лавку и прикрыл рукой лицо. Тулле, сидевший подле хёвдинга, открыто улыбался. Он будто подбадривал меня продолжать.
— Что… — растерялся жрец.
— Что слышал! — рявкнул я и обратился к пирующим нордам. — Братья! Я пробыл в Бриттланде год и не слышал, чтобы мертвецы подымались каждую весну. Кто-нибудь прежде видывал здесь драугров?
— Нет!
— Откуда?
— Никогда не было такого!