Сага о Форсайтах
Шрифт:
– Ты, Майкл, готов пожалеть блоху, которая тебя укусила. Но почему нам этого не простят?
– Видишь ли, положение ее почти трагическое, а в обществе с этим считаются. И не забудь об ее помолвке!
– Ну, помолвка будет разорвана.
– Совершенно верно! И симпатии общества будут на ее стороне. А если не будет разорвана, так на его. Во всяком случае, не на нашей. И, знаешь ли, ведь она, в сущности, защищала то, во что мы все теперь верим.
– Не говори за других.
– Но мы же говорим, что все свободны?
– Да, но разве мы делаем то, что говорим?
–
В эту минуту вернулся Сомс.
– Ну что, сэр?
– Как я и предполагал, Булфри пошел на мировую.
Это моральная победа.
– О, неужели моральная, сэр?
– Но издержки большие, - сказал Сомс, глядя на Флер.
– Твоя мать очень недовольна - у нее нет чувства меры. Ловко Фоскиссон вывел из себя эту женщину.
– Он и сам вышел из себя. По-моему, это говорит в его пользу.
– Ну, - сказал Сомс, - все кончено. Автомобиль забрала твоя мать. Поедем в такси.
Они ехали на Саут-сквер по тем же улицам, что утром, и так же молчали.
Немного позже, направляясь в палату, Майкл читал назидательные заголовки на рекламах газетных объединений.
"Великосветский процесс о дифамации".
"Внучка маркиза и адвокат".
"Сенсационные показания".
"Современные нравы!"
"Все кончено", так ли? А огласка? По мнению Майкла, все только начиналось. Нравственность! Что это такое, у кого она есть и что с ней делают? Как он сам ответил бы на эти вопросы? Кто может в наше время на них ответить? Не он, не Флер! Они оказались на стороне инквизиции, и какое теперь их положение? Ложное, даже гнусное! Он вошел в палату. Но при всем желании он не мог сосредоточиться на качестве продуктов питания и снова вышел. Почему-то его потянуло к отцу, и он быстро зашагал на Уайтхолл. Заглянул в "Клуб шутников", в "Аэроплан" и, наконец, в "Партенеум". В одной из тихих комнат клуба сэр Лоренс читал жизнеописание лорда Пальмерстона. Он оторвался от книги и посмотрел на сына.
– А, Майкл! Обижают они старого Пэма. Без затей был человек, работал как негр Но здесь разговаривать неудобно, - он указал на одного из членов клуба, который, казалось, еще бодрствовал.
– Не хочешь ли пройтись, а то как бы с ним удара не было. Книги здесь для отвода глаз, на самом деле это дортуар.
Они отправились в Грин-парк, и дорогой Майкл рассказал о событиях этого утра.
– Фоскиссон?
– повторил сэр Лоренс.
– Я его помню; славный был мальчишка, когда я кончал школу. Правота по долгу службы плохо влияет на характер: адвокаты, священники, полисмены - все от этого страдают. Судьи, епископы, инспекторы полиции - те лучше, они страдали так долго, что уже привыкли к этому.
– Зал был битком набит, и газеты стараются мрачно сказал Майкл.
– Ну конечно, - и сэр Лоренс указал на водоем.
– Эти птицы напоминают мне Китай, - сказал он.
– Кстати, я вчера видел в "Аэроплане" твоего друга Дезерта. Он стал интереснее с тех пор, как променял поэзию на Восток. Всем нужно менять профессии. Я-то уж стар, но, откажись я вовремя от положения баронета, из меня вышел бы недурной акробат.
– А нам, членам палаты, что бы вы посоветовали?
–
– Профессию почтальона, мой милый. Совсем не плохо.
Известное положение в обществе, большие сумки, собаки лают, никакой инициативы и разговоры на каждом пороге. Кстати, ты виделся с Дезертом?
– Я его видел.
Сэр Лоренс сощурился.
– Роковое не повторяется, - сказал он.
Майкл покраснел; он не думал, что его отец так наблюдателен. Сэр Лоренс помахал тростью.
– Твой Боддик уговорил кур нестись, - сказал он.
– Поставляет нам отличные яйца.
Майкл оценил его такт. Но этот неожиданный, мимолетный намек на старый семейный кризис пробудил в нем опасение, которое долго сонной змеей пряталось в нем, - опасение, что назревает новый кризис, что он уж близко.
– Зайдите выпить чаю, сэр? У Кита сегодня утром болел животик. Как раскупается ваша последняя книга? Дэнби хорошо ее рекламирует?
– Нет, - сказал сэр Лоренс, - он молодец! Сделал все, чтобы ее зарезать.
– Я рад, что с ним покончил, - сказал Майкл.
– Не дадите ли вы совет, сэр, как нам держать себя теперь, когда процесс кончился?
Сэр Лоренс смотрел на птицу с длинным красным клювом.
– Победителю следует быть осторожным, - сказал он наконец.
– Моральные победы нередко вредят тем, кто их одерживает.
– Мне тоже так кажется, сэр. Уверяю вас, я к этой победе не стремился. Мой тесть говорит, что дело дошло до суда главным образом из-за моей драки с Мак-Гауном.
Сэр Лоренс залился беззвучным смехом.
– Пошлина на предметы роскоши. От нее не ускользнешь. Нет, я к вам не пойду, Майкл, - у вас, наверно, сидит "Старый Форсайт". Твоя мать знает прекрасное лекарство от боли в животике, когда-то ты только им и жил. Я протелефонирую из дому. До свидания!
Майкл посмотрел вслед его тонкой, проворной фигуре. Наверно, и у него есть свои заботы, но как он умеет их скрывать! Славный "Старый Барт"! И Майкл повернул к дому.
Сомс уже уходил.
– Она возбуждена, - сообщил он Майклу.
– Это реакция. Дайте ей на ночь порошок Зейдлица. И будьте осторожны: я бы на вашем месте не стал говорить о политике.
Майкл вошел в гостиную. Флер стояла у открытого окна.
– А, вот и ты!
– сказала она.
– Кит выздоровел. Поведи меня сегодня вечером в кафе "Рояль", Майкл, а потом в театр, если идет что-нибудь забавное. Мне надоело быть серьезной. Да, знаешь, Фрэнсис Уилмот зайдет сегодня попрощаться. Я получила записку: он пишет, что совсем здоров.
Майкл встал рядом с ней у окна; почему-то пахло травой. Ветер тянул с юго-востока, и, косо падая поверх домов, луч солнца золотил землю, почки, ветви. Пел дрозд; за углом шарманщик играл "Риголетто". Плечом он чувствовал ее плечо, такое мягкое, губами нашел ее щеку, такую теплую, шелковистую...
Когда после обеда в кафе "Рояль" Фрэнсис Уилмот распрощался с ними. Флер сказала Майклу:
– Бедный Фрэнсис, как он изменился! Ему можно дать тридцать лет. Я рада, что он едет домой, к своим неграм. А что это за вечнозеленые дубы? Ну, идем мы куда-нибудь?