Сага о Гильгамеше
Шрифт:
– - Хочешь ли ты, чтобы Шамхат всегда была с тобою?
– спросил он.
– - В этом моя мечта. Но душа моя трепещет, когда я вижу, что недостоин стоять рядом с несравненной богиней.
– - Она будет твоей, Энкиду. Бессмертные предназначили её для тебя, сделав орудием своей воли. Они взывают к тебе: "Энкиду, соверши то, ради чего явился ты на свет". Разве дерзнёшь ты противиться желанию богов? Они дарят тебе прекрасную Шамхат, но хотят, чтобы ты отдался им всею душою и телом. Ты нужен им, Энкиду, ибо в тебе заключены судьбы страны черноголовых.
– - Чего же хотят от меня
– спросил Энкиду, озадаченный такими словами.
– - Они хотят, чтобы в час, когда они призовут тебя, ты был готов исполнить их волю.
– - А в чём она, эта воля? И когда настанет такой час?
– - Ты узнаешь об этом в своё время.
Хозяин поднял голову и хлопнул в ладоши.
– - Сейчас тебя отведут в место, где ты переночуешь и сменишь одежду, - сказал он.
– Проводите нашего гостя к выходу, - велел он явившимся рабам.
Когда Энкиду удалился, Курлиль вздохнул, посидел немного в молчании, затем сказал, обращаясь куда-то в пустоту:
– - Ну что же, старейшина? Каковы твои мысли?
Часть стены за его спиной дала трещину и выдвинулась вперёд, оказавшись деревянной перегородкой, искусно раскрашенной под цвет комнаты. Из-за перегородки появился Гирбубу, глава Дома Пантеры.
– - Полагаю, он сделает всё, что мы ему скажем, - прогудел старейшина.
– Любовь к этой девке вскружила ему голову.
Санга усмехнулся.
– - Давай же выпьем за удачу, почтенный Гирбубу. Она пригодится нам завтра.
Иннашагга погладила Гильгамеша по длинным волосам.
– - Быть может, боги проверяют тебя на прочность. Ты должен быть крепок, чтобы доказать свою силу.
– - Они обманули меня, - мрачно ответил вождь.
– Отныне я не верю им.
Он лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. На бескровном лице его застыло выражение угрюмой обречённости и глубокой обиды. Рядом в курильницах тлели благовония, на медных подставках лежала нетронутая еда, стояли кувшины с сикерой.
– - Не оскверняй своих уст богохульством, - строго произнесла супруга.
– Ты не первый, кому бессмертные посылают страдания. Будь достоин своей доли и с честью пронеси её.
Гильгамеш перевернулся на левый бок. Иннашагга посмотрела на него и сокрушённо вздохнула.
– - Хочешь, я позову музыкантов?
– предложила она.
– Вчера на закате я слышала чудесную музыку, доносившуюся из святыни Ана. Давай пошлём туда человека, пусть разузнает, что за искусник играл её.
– Она сделала паузу, потом добавила.
– Или, может, позвать акробатов на быках? Они всегда умели развлечь тебя.
– - В преисподнюю их, - раздражённо произнёс Гильгамеш.
– Я не желаю их видеть.
– - Что ж, - раздражённо поджала губы супруга.
– Тогда и я удалюсь, не буду мешать твоему отчаянию.
– - Нет!
– выкрикнул Гильгамеш, хватая её руки.
– Не уходи, останься со мной. Лишь ты одна не вызываешь печали в моей душе.
Иннашагга наклонила голову.
– - Ты не похож сейчас на вождя, - произнесла она с укоризной.
– Ты ведёшь себя как разнюнившееся дитя.
Гильгамеш промолчал. Жена продолжала неотрывно смотреть
– - В доме табличек [38] , - сказала она, - нам читали притчу о человеке, потерявшем веру в успех. Он был богат и знаменит, окружён большой семьёй и верными друзьями. Всё было у него, о чём только может мечтать простой смертный. Но однажды удача отвернулась от него. Имущество своё он растерял, пустившись в неудачные сделки, жена и дети покинули его, слуги начали дерзить ему, а прежние друзья насмехались над ним. От всех этих скорбей здоровье его пошатнулось, тело наполнилось хворями...
38
Дом табличек - школа.
– - Да-да, мне известна эта притча, - брюзгливо прервал её Гильгамеш.
– Охваченный отчаянием, он обратился к богам, каясь в своих прегрешениях, и те откликнулись на его мольбу. Боги вернули ему своё расположение, и стал он жить-поживать, да добра наживать. Об этом ты хочешь мне рассказать?
Иннашагга поднялась, сурово сверкнув очами.
– - Ты слишком язвителен сегодня, Гильгамеш. Горю твоему я сочувствую, но не могу слышать таких богохульств. Боюсь, мне всё же придётся оставить тебя. Надеюсь, в одиночестве ты сможешь обуздать свою злобу.
Она удалилась, а Гильгамеш остался лежать, уткнувшись зубами в шерстяной валик у изголовья. Некоторое время он не шевелился, потом медленно приподнялся на руках, достал пальцами кувшин и опрокинул его в рот. Напившись, покачался на одной руке, затем размахнулся и со всей силы жахнул кувшином о стену. После этого упал на ложе и больше уже не поднимался.
Иннашагга в гневе и негодовании спускалась по лестнице. Жалость к этому человеку боролась в её душе с неприязнью. Она любила и презирала его сейчас. Как мог он, вождь великого города и победитель Акки, обратиться в такое ничтожество? Она не могла понять этого. Теряясь в догадках, она непроизвольно искала оправдание такому малодушию, но не находила его. Полная ожесточения, Иннашагга вышла к бассейну и неожиданно наткнулась на Шамхат. Служительница Иннаны сидела, болтая ногами в воде, запрокинув голову к солнцу. Лицо её излучало совершенное счастье и довольство собой. Повелительница неслышно приблизилась к ней, удивлённо осведомилась:
– - Что ты тут делаешь, Шамхат? Разве санга не отправил тебя в деревню за зверочеловеком?
Женщина вскрикнула от испуга, вскочила на ноги и торопливо поправила полуспущенное субату.
– - Ах, госпожа, - залепетала она.
– Не гневайся на свою недостойную рабыню. Сегодня на рассвете я привезла зверочеловека в Урук. Люди санги забрали его, велев мне отправляться в храм и не покидать его до завтрашнего вечера. Но я так устала, а тело моё столь изнурено путешествием, что ноги сами принесли меня к водоёму. О всесветлая госпожа, умоляю тебя, не говори о моём проступке санге, не сообщай ему, что видела меня здесь, пусть он пребывает в неведении. Рука его тяжела, а нрав беспощаден. Жестоко покарает он меня за ослушание.