Сага о Хельги

Пишенин Алексей

– Ты стал могучим воином, Хельги сын Торбранда? – спросила Ингрид.

– Как и обещал своей любимой девушке, – ответил Хельги и, сняв свой пояс с мечом, бросил его на пол.

Ингрид прижалась к нему, и они снова поцеловались. Потом они оба остались в одних рубахах, Хельги поднял Ингрид на руки и отнес на широкую лавку, которая заменяла Ингрид и Сигрун кровать. Он положил ее и лег рядом. На лавке им было тесно, и Ингрид сказала:

– Будет лучше, если кто-то из нас будет сверху. И сначала это буду я, – сказала она, сняла с себя рубаху и легла Хельги на грудь. Он начал целовать ее, гладить ей груди, постепенно их страсть распалялась,

и вскоре Хельги сказал:

– Теперь моя очередь быть сверху.

А Игрид ответила:

– Только будь нежен, Хельги Могучий. Я кое-что сберегла для тебя.

И они занимались любовью весь вечер, пока шел пир, а потом, когда женщинам пора было уходить, догадливая Эдла позвала Сигрун спать у нее, так как Олаф обычно до утра засиживался с дружиной.

А на следующее утро Хельги и Ингрид вышли на площадь городка и сказали всем три раза, что отныне они муж и жена перед богами и людьми. И на Ингрид был золотой браслет, который Хельги подарил ярл. И после этого они снова пировали, но в этот раз Сигрун сказала, что теперь ее с Бьёрном очередь оставаться дома, пока все пьют и гуляют. Так что брачную ночь Ингрид с Хельги провели на сеновале, куда их пустил один добрый бонд.

А потом пришла пора прощаться, и они пировали еще один день, и Сигрун с Ингрид заспорили, чья теперь очередь проводить вечер дома. Сигрун уступила, но сказала, что теперь им придется построить в Сигтуне большой дом, потому что все они молоды и хотят много детей. А закрывать створки кровати, как делали их родители, – обычай, который сейчас иначе как пережитком старины не назовешь.

И были они веселы и много смеялись.

А потом они вернулись в Сигтуну, и Хельги сторговал у Олафа конунга свеев небольшой надел земли рядом со стенами города. Торговались они долго, потому как Олаф никак не хотел уступать, говоря, что через три года стоимость надела вырастет вдвое. Но Хельги все же уговорил его сбавить цену. Кетиль сказал, что так Олаф пытается вернуть себе часть того золотого кольца, что он когда-то подарил Хельги за висы.

На купленной земле вместе со всей командой «Чайки» они за три дня выстроили высокий длинный дом с большой палатой с очагом и светелками для Ингрид и Сигрун. А рядом поставили небольшой дом для слуг, амбар и хлев, ведь Хельги не жалел серебра, говоря, что еще долго им здесь жить, так что лучше все сделать сразу по уму. К тому же запомнил он слова Олафа о том, что земля у города вырастет в цене, и говорил, что сможет продать все дороже, чем платил сейчас.

Тогда же Гудбранд велел Кетилю с Хельги съездить в Бирку и узнать, нет ли вестей из Норвегии. Они взяли большую лодку, и с ними отправились и Бьёрн, и дочери Одда, и Торгейр.

На торгу и правда удалось им найти Эйлига, и тот рассказал, что вести с запада приходят тревожные. Олаф сын Трюггви окрестил уже всю Норвегию до самого Халогаланда и теперь посылает священников в Исландию и Гренландию. И отказывается пускать в свою страну исландцев, ежели не принимают они веру в Белого Христа. Также Олаф строит в Трондхейме корабли один другого больше, и ясно становится, что теперь, когда вся его страна крещена, направит он эти корабли на восток, чтобы снова открыть себе пути и в Гардарики, и к конунгу Бурицлейву.

А еще Эйлиг рассказал, что Тюра, сестра Свейна, попросила у Олафа убежища, а он был так поражен ее набожностью и ученостью, что решил на ней жениться. Кетиль громко рассмеялся, а потом сказал:

– Что же, теперь мы можем сказать Ульфу, что пропавшая

жена Бурицлейва найдена. Только вряд ли кому удастся вернуть ее мужу.

Бьёрн спросил, что же это всё будет значить для них, и Кетиль хлопнул его по плечу и сказал:

– Значит это, что уже скоро придет время нам поспорить с сыном Трюггви о том, кому пристало править Норвегией. Но теперь у Олафа на Балтике стало одним другом меньше.

Эйлиг кивнул и добавил:

– На торгу в Каупанге я слышал, как многие норвежцы говорили, что их торговля скуднеет от того, что ярл Эйрик не пропускает ни один норвежский корабль на восток. И им приходится платить втридорога нам, купцам с Готланда или из Ралсвика и других южных городов. Конечно, могут они торговать лесом с Исландией или отправлять в землю англов китовый жир, из которого благочестивый конунг Адальрод[46] делает свечи для своих церквей. Однако доход с того не такой, как с пушнины или с арабских тканей. Потому, говорят они, если Олаф хочет оставаться конунгом, то должен он открыть путь в Гардарики и дальше на юг. И ради этого они даже готовы терпеть его священников. И лучше бы ему заниматься этим, а не постройкой церквей по всему побережью.

Кетиль поблагодарил Эйлига за вести и передал ему кошель с серебром от ярла. А Хельги с Бьёрном спросили, не слыхал ли он чего про их отца Торбранда. Но Эйлиг ответил, что о Торбранде он ничего не слыхал и что это добрая весть. Потому как о людях, которых Олаф сжег или оставил связанными на скале перед приливом, он слышал много рассказов.

Затем Эйлиг продал Хельги и Бьёрну серебряные браслеты арабской работы для их женщин, уверив их, что лучшей цены они не найдут до самого Миклагара, и они отправились обратно. Там они рассказали Гудбранду то, что услышали на торгу.

На следующий день ярл собирал своих вождей, и Кетиль был среди них. Незадолго до заката Кетиль вернулся и позвал Хельги, Бьёрна, Тосте и Торгейра. Им он рассказал, что этим летом уже можно ждать сына Трюггви на Балтике. Но пока не посылал он стрелу по всем своим землям, чтобы звать бондов на войну. И у него нет войска, а только дружина, с которой непросто будет победить ярла Эйрика и его людей. Однако задумал Олаф не просто посадить воинов на корабли и довериться своей военной удаче. Видать, с тех пор как он принял крещение в земле англов, на милость богов он больше не полагается. Потому решил он построить много больших кораблей для своей дружины. И вот с ними-то справиться будет непросто, ведь борт самого малого из новых кораблей Олафа выше, чем у любого другого корабля, что есть у ярла или свеев, на полсажени. И сложно будет запрыгнуть на такой борт, особенно если оттуда будут лететь стрелы и копья. И все лучшие корабельных дел мастера со всего Севера теперь собрались у Олафа в его новом городе Нидаросе, потому как не жалеет он для них серебра, а то и золота. Так что во всей Дании и в Свитьоде едва ли найдутся умельцы, чтобы построить корабль, похожий на новые корабли Олафа.

– Потому, – сказал Кетиль, – когда Олаф появится на Балтике, самым лучшим для ярла Эйрика будет перейти горы и войти в Норвегию с востока с пешим войском. Однако неизвестно, как встретят их бонды, у которых придется забирать их припасы и кормить тысячу воинов.

Торгейр спросил:

– Могут ли свеи помочь нам с кораблями?

– У конунга свеев есть пять дюжин кораблей, – ответил Кетиль, – но он еще молод и вряд ли отважится выступить против такого славного воина, как сын Трюггви.