Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
Вихрь ворвался в пещеру, раздувая пламя костра. Это Стурм оттащил в сторону валежник и то ли ввел, то ли внес внутрь Флинта, едва переставлявшего нетвердые ноги. Оба были мокры, хоть отжимай. Танис видел, что Стурм рад был избавиться от своего подопечного, рухнувшего возле огня. Похоже, рыцарь был возмущен гномом… да и всеми прочими. Стурм любил порядок и дисциплину, а здесь их не было и в помине. Не говоря уж о звездах, пропавших с небес, — неслыханное нарушение извечного порядка вещей. Наверняка оно глубоко потрясло рыцаря Танис с тревогой отметил про себя признаки мрачного
Тассельхоф накинул одеяло на плечи гнома: тот сидел, скорчившись, на полу пещеры, зубы Флинта стучали так, что на голове дребезжал шлем.
— Л-л-лод-д-дка… — вот и все, что он мог выговорить. Танис налил ему кружку вина, и гном с жадностью ее осушил.
Стурм с величайшим отвращением покосился на Флинта.
— Я буду нести стражу первым, — сказал он и направился к выходу из пещеры, но тут поднялся Речной Ветер.
— Я буду сторожить вместе с тобой, — проговорил он сурово.
Стурм так и застыл. Потом повернулся к рослому варвару Огонь бросал на лицо рыцаря резкие тени. Жесткие морщины залегли у рта. Он был ниже ростом, чем Речной Ветер, но гордость и воинское благородство, которым дышал весь облик Стурма, почти равняли их между собой.
— Я — Соламнийский Рыцарь, — сказал Стурм. — Мое слово — слово чести, а моя честь — это моя жизнь. Если помнишь, еще в гостинице я дал слово защищать тебя и госпожу Если тебе угодно сомневаться в данном мной слове, значит, ты подвергаешь сомнению мою честь и, таким образом, оскорбляешь меня. Как ты понимаешь, подобное оскорбление…
Танис вскочил.
— Стурм!..
Рыцарь поднял руку, не сводя взгляда с жителя Равнин.
— Не лезь, Танис, — сказал он. — Итак, какое оружие ты предпочитаешь? Меч? Нож? Как принято биться у вас, варваров?
На лице Речного Ветра не дрогнул ни один мускул. Темные глаза внимательно смотрели на рыцаря. Потом он заговорил, тщательно подбирая слова:
— Я совсем не имел в виду усомниться в твоей чести. Я плохо знаю городских людей и их повадки и скажу тебе без утайки: я боюсь. Это страх вынуждает меня так говорить. Он не оставляет меня с тех самых пор, когда мне был вручен голубой хрустальный жезл. И всего более я боюсь за Золотую Луну… — Житель Равнин глянул на женщину, и в его глазах отразилось пламя костра. — Я умру без нее. Как я мог доверить…
Его голос сорвался. Усталость и перенесенные страдания все-таки взяли свое: колени варвара подломились, он едва не упал. Стурм подхватил его.
— Верно, не мог, — сказал рыцарь. — Я понимаю. Ты просто вымотался, друг, и к тому же, видно, болел… — Танис помог ему уложить Речного Ветра в глубине пещеры. — Спи спокойно, а я постерегу.
Рыцарь вновь отвалил от входа валежник и, не добавив более ни слова, вышел под дождь.
Золотая Луна молча слушала весь этот разговор. Перетащив свои нехитрые пожитки, она опустилась на пол подле Речного Ветра. Он обнял ее и прижался к ней, зарывшись лицом в ее бледно-золотые волосы. Вдвоем закутались они в медвежий плащ Речного Ветра и скоро уснули; голова Золотой Луны покоилась у него на груди.
Переведя
Танис направился к кендеру, ступая бесшумно, чтобы не разбудить спящих.
— Тас, — он тронул кендера за плечо и указал пальцем. — Это мое колечко.
— В самом деле? — глаза Тассельхофа так и округлились, излучая полнейшую невинность. — Вот видишь, как хорошо, что я его подобрал. Ты, верно, обронил его в гостинице!
Криво улыбнувшись, Танис забрал перстенек и подсел к кендеру.
— Есть у тебя карта здешних мест, Тас?
— Карта? — просиял тот. — А как же, Танис! Конечно!
Он торопливо сгреб все свои драгоценности и запихал их в кошель. На смену им из другой сумки появился футляр для свитков — деревянный, резной, ручной работы. Из него кендер извлек целый ворох карт. Танис и прежде на раз видел коллекцию Таса, но до сих пор не уставал восхищаться. Карты — числом не менее сотни — были нарисованы на самых разных материалах: от тонкого пергамента до мягкой лайки и широкого пальмового листа.
— А я-то думал, ты, Танис, в лицо знаешь здесь каждое дерево, — сказал Тас и зашуршал картами, то и дело приостанавливаясь полюбоваться.
Полуэльф покачал головой.
— Я прожил здесь много лет, это верно, — ответил он кендеру. — Но потаенных троп так и не узнал.
— В любом случае в Гавань ведут не многие. — Танис вытащил нужную карту и расстелил на полу. — Большак, проходящий через Утехинскую долину, — без сомнения, кратчайшая дорога…
Танис изучил карту при свете догорающего костра.
— Ты прав, — сказал он. — К тому же она не только кратчайшая, но, кажется, и единственная на несколько миль вокруг. И к северу и к югу лежат Харолисовы горы… там нет удобных перевалов. — Нахмурившись, Танис скатал карту и вернул ее кендеру. — Наверняка точно так же рассуждает и Теократ…
Тассельхоф зевнул и бережно спрятал карту в футляр.
— Над этим, — сказал он, — пускай ломает себе голову кто-нибудь умнее меня. Я больше люблю приключения…
Убрав футляр с картами в сумку, кендер свернулся калачиком и быстро уснул безмятежным сном, какой присущ животным и маленьким детям.
Танис посмотрел на него с завистью… Сам он был до предела измучен, но сон не шел. Большинство его друзей уже спало, за исключением Карамона, сидевшего над Рейстлином. Танис подошел к ним.