Сага о короле Артуре (сборник)
Шрифт:
За годы жизни во дворце мальчик наслушался немало россказней о том, что скрывается за древней дверью. Подземная тюрьма, камера пыток, обитель, где ткутся чары, святилище, где королева-ведьма обращается к самой Богине… Никто не знал наверняка.
Если кто и входил в эту дверь, помимо королевы, было известно доподлинно, что назад возвращалась только королева, и никто больше. Мордред снова задрожал, и в светильнике затрепыхалось пламя.
Моргауза не проронила ни слова. Нащупала ключ, подвешенный к поясу на цепочке, и ал ожила его в замок. Дверь бесшумно повернулась на смазанных петлях. По жесту королевы Мордред поднял светильник выше. Прямо перед ними каменные ступени круто уводили вниз, в подземный коридор. Отблеск пламени замерцал
Моргауза затворила за собою дверь. Свеча, оплывавшая на сквозняке, вспыхнула с новой силой. Королева молча указала вниз, первая сошла по ступеням и двинулась по прямому коридору. Пол был ровным и гладким, а потолок до того низок, что приходилось пригибаться, чтобы не удариться головой. Спертый воздух показался бы недвижным, если бы не звуки, рожденные словно бы в толще камня: глухой гул, рокот, ропот, — и Мордред вдруг понял, что это. То шумело море; отзвук разносился по туннелю — скорее отголосок волн, что некогда плескались там, нежели рев настоящего шторма извне. Она и он словно вступили в лабиринты гигантской морской раковины, где в воздухе реяло вихревое эхо глубин. Этот шум Мордред не раз слышал еще ребенком, играя в ракушки на берегу Тюленьего залива. На мгновение воспоминания разогнали тьму и одуряющий страх. Наверняка туннель вскорости выведет в какую-нибудь прибрежную пешеру, размышлял про себя мальчик.
Коридор свернул налево; там, вопреки ожиданиям, обнаружилась еще одна низкая дверь, тоже запертая. Тот же самый ключ подошел и к ней. Королева вошла первой, оставив дверь открытой. Мордред последовал за ней.
Внутри оказалась не пешера, но небольшая комнатка; стены ее были обтесаны под прямым углом и отполированы руками каменщиков, пол выложен привычным отшлифованным плитняком. С каменного потолка свисала лампа. Напротив одной стены стоял стол, на нем выстроились ларцы, чаши и запечатанные кувшины; тут же лежали ложки, пестики и прочие инструменты из слоновьего бивня и кости либо из бронзы, блестящей от частого применения. Каменные плиты, вделанные в стену, заменяли полки, а на них громоздились еще ларцы, и кувшины, и кожаные мешочки, перетянутые свинцовой проволокой и запечатанные незнакомой Мордреду печатью, из окружностей и сплетенных змей.
У стола примостился высокий табурет, у противоположной стены притулилась небольшая жаровня, а рядом — круглая корзинка с углем. Трещина в потолке, надо думать, служила для вывода дымов. Жаровню, судя по всему, зажигали часто либо совсем недавно. В комнате было сухо.
На верхней полке тускло поблескивал ряд загадочных предметов: Мордред поначалу принял их за какие-то сферы или кувшины, вылепленные из непривычной белой глины. Приглядевшись, мальчик распознал, что это: человеческие черепа. На один тошнотворный миг он представил себе, как Моргауза перегоняет свои снадобья здесь, в потайной кладовой, и творит магию, принося в жертву людей — точно сама темная Богиня, затворившаяся в подземных владениях. Затем он понял, что королева всего лишь прибрала к месту бывших владельцев катакомб, когда обратила могильный склеп к своей пользе.
Но и это не радовало. Светильник снова дрогнул в его руке, так что отблеск пламени заметался на бронзовых ножах, а Моргауза молвила, улыбаясь краем губ:
— Да. Ты правильно делаешь, что боишься. Но они сюда не приходят.
— Они?
— Призраки. Нет, держи светильник ровно, Мордред. Если тебе суждено-таки увидеть призраков, так лучше вооружись против них столь же надежно, как и я.
— Не понимаю.
— Нет? Ну что ж, поглядим. Дай-ка мне лампу.
Моргауза забрала светильник у него из рук и шагнула в угол за жаровней. Там обнаружилась еще одна дверь. Эта, сколоченная из неотесанных, принесенных морем досок, была высокой и узкой
Наконец-то взгляду открылась морская пешера или, скорее, один из внутренних ее гротов. Само море плескало и грохотало где-то поблизости, но то был глухой, всасывающий звук, отголосок обессилевшей стихии, чью мощь сломили в иных местах.
Пешера, должно быть, находилась выше линии прилива, и лишь самые высокие волны перехлестывали внутрь; пол был ровным и сухим, плиты размещались под малым уклоном в направлении заводи, что поблескивала со стороны моря. Единственный сток, похоже, находился глубоко под водой. Других видно не было.
Моргауза опустила светильник на пол у самой кромки озерца. Пламя его, замершее в недвижном воздухе, роняло ровный отсвет все глубже и глубже в чернильно-черные глубины. Должно быть, заводь уже давно не волновали случайные токи волн. Темная гладь застыла недвижно: бездна, не подвластная ни воображению, ни взору. Никакой свет не проникал в иссиня-черную воду; отблик светильника всего лишь отбрасывал отражение нависающей над озером скалы резко очерченным, крохотным пятнышком.
Королева опустилась на колени у края заводи и заставила Мордреда усесться рядом. Мальчика била дрожь.
— Ты все еще боишься?
— Я продрог, госпожа, — процедил Мордред сквозь зубы.
Моргауза улыбнулась про себя: она знала, что мальчуган лжет.
— Скоро ты позабудешь о холоде. Преклони колена, молись Богине и гляди на воду. Не говори более ни слова, пока я не прикажу. А теперь, сын моря, давай узнаем, что скажет нам омут.
Она умолкла и вперила взор в чернильные глубины заводи. Мордред, стараясь не двигаться, сосредоточенно глядел вниз. Мысли его по-прежнему мешались; мальчик сам не знал, что в нем сильнее — надежда или страх увидеть что-либо в этом безжизненном зеркале. Но страшился он напрасно. Для него вода была только водой.
Один раз Мордред украдкой оглянулся на королеву. Лица Моргаузы он не увидел. Она склонилась над заводью, распущенные ее волосы рассыпались волной; шелковая завеса струилась вниз, касаясь поверхности. Королева застыла в трансе — настолько неподвижно и отрешенно, что даже ее дыхание не колебало черной глади, где, словно водоросли, стелились пряди ее волос. Мальчуган похолодел, обернулся и яростно уставился на воду. Но если призраки Бруда и Сулы и двух десятков младенцев, погубленных происками Моргаузы, и находились в пешере, Мордред не увидел даже тени, не ощутил леденящего дуновения. Он знал только, что ненавидит тьму, замогильное безмолвие, дыхание, затаенное в ужасе и предвкушении, и невесомые, но явственно ощутимые флюиды магии, что исходили от оцепеневшей фигуры Моргаузы. Он был сыном Артура; и, хотя все силы магии не открыли королеве горькую правду, но один-единственный недолгий час, в течение которого мальчик приобщился к ее мистериям, неумолимо отдалил от нее Мордреда — более успешно, нежели изгнание. Сам Мордред этого не сознавал, знал только, что отдаленный плеск и рокот моря говорят об открытом воздухе, и ветре, и отблесках солнца на пенных гребнях и властно манят его душу прочь от безжизненной заводи и погребенных в воде тайн.
Наконец королева пошевелилась. Глубоко и прерывисто вздохнула, отбросила волосы назад, встала.
Возликовав про себя, Мордред вскочил на ноги, метнулся к двери, распахнул ее перед королевой и сам проследовал за нею в клинообразный проем, облегченно переводя дух и радуясь избавлению. Даже кладовая, с ее жуткими стражами, после безмолвия пешеры и экстатического дыхания ведьмы казалась столь же обыденной, как дворцовые кухни. Теперь он улавливал запахи ароматических масел, что Моргауза использовала при составлении своих терпких духов. Мысленно благодаря судьбу, принц задвинул задвижку и обернулся: королева опустила светильник на стол.