Сахарные старушки
Шрифт:
– Чудачка ты у меня! Боговерующая!
И так вдруг захотелось ее расцеловать в потрескавшиеся губы!
Привлек к себе в порыве, а она его вдруг – да по лицу! Да святой водой!
Все согласно отеческой традиции: «приходя к первому лобзанию, подобает юношу окропити крещенской водой крайняго ради опасства».
Как условились, в урочный для лобзания час отец Павлий из кустов кукушкой запел – пора целоваться! И все по слову духовника устроилось!
А Григорий и вытираться не стал:
– Ну, ты, Зинка, дура!.. За что и люблю!.. Ну, иди сюда…
И полетел баян в кусты, а Зинка в объятия к любимому.
И запели птицы, и каштаны зацвели розами, и звезды сошлись в хоровод, и весь мир засиял
И даже отец Павлий, потирая ушибы от циклопического баяна, облегченно выдохнул, благодаря Провидение за то, что Зиночка не влюбилась в пианиста.
Сухопутная акула
Известный злодей Сиропчик гремел в свое время по всей стране, потому что был свиреп, беспощаден и на расправу скор. В детстве таскал морскую капусту у русалок с огородов, а с возрастом вообще ушел в пиратство и стал первым в контрабанде пони и самокатов. Сам Сиропчик был роста небольшого и носил для устрашения накладные брови, но для испуга водил с собой повсюду сухопутную акулу Маруську.
Мало кто знает, что названа она так была в честь моря, а потому везде подписывалась через «о» – «Моруська». Сухопутные акулы имеют вид лютый и кровожадный, но кусаются редко и пугают главным образом злодейским хохотом, в чем они преуспели паче всех разумных тварей. Идешь себе беспечно вечером и мороженое лобызаешь, как вдруг из темного закоулка выскакивает бровастый малый весь в пистолетах, а с ним акула, и такой хохот, что даже чужой кошелек отдашь, если своего нет.
Любил Сиропчик свою Моруську до беспамятства и часто тревожился, потому что она была ранимая и быстро простужалась. Вообще, сухопутные акулы требуют особого ухода. Во-первых, их надо вычесывать как следует, иначе в них заводятся морские блохи. Во-вторых, в темноте им нельзя оставаться в одиночестве, отчего они сильно ревут и от слез мокнут и набухают, а для сухопутной акулы это опасно, потому что воду они не переносят. У Моруськи даже личная драма была: ее в детстве в тазик уронили во время купания, и она чуть не захлебнулась. С тех пор Моруська и цветы поливать боялась, а посуду и стирку Сиропчик на себя взвалил.
По вечерам играли в лото или готовили концерты для Дома престарелых бармалеев. Хотя отдельные критики утверждали, что вовсе это никакая и не сухопутная акула, а известный преступник кот Никодим, скрывающийся от правосудия. Но кто же им поверит? Потому что лишь настоящая любовь знает подлинные имена.
Тонкие души
Мирской философ Кант был учтивейшим и добрейшим немцем, и лишь одно могло вывести его из равновесия – недостаточный набор пуговиц на сюртуке у студента или неполный строй зубов во рту у слушателя. Стоило философу увидеть перед собой гражданина с пробелами в зубах, как он тут же угрожающе стонал, царапал лицо, а порой рвал волосы на голове у несчастного. В чувства его приводило лишь монотонное и многократное перечисление двенадцати категорий и рюмка хереса. В честь мыслителя и болезнь назвали – хронический кантит. Она делает честь обладателю, но те товарищи, которые подозревали этот недуг у Юлия Африканыча, трагически заблуждаются. Тут совсем другая история.
Больше всего на свете Юлий Африканыч боялся вопроса: «Что заставило вас пойти в стоматологи?» Как тут ответишь? Врать не хочется. Но если признаешься, что тебе с детства хотелось людям зубы сверлить, никто и не поверит – не бывает так, чтобы человек добровольно стал на такой скользкий путь. А ведь у Юлия в детстве бывало, что и ночью проснется от нетерпения побыстрее вырасти,
Однако товарищи его выбор не приняли, родственники не одобрили. За глаза называли «пломбиром» и «зубной сверлилкой», а он и не знал, потому что в людях привык различать только улыбки. Но лечиться у него любили, потому что он один умел все делать без боли и насилия. Иной ведь и засверлить может насмерть из любви к искусству, а Африканыч брал добротой и лаской и, говорят, даже зубы заговаривал.
За эту нежность он был даже в батюшки определен, но надолго его не хватило. Выйдет причащать – люди рты открывают, ему молитву читать надо, а он по старой привычке в рот глядит:
– А у вас тут шестерочка сверху хворает… Зубной камень, минутное дело, давай-ка поправим, – и руки сами за пинцетом тянутся. Ох и скандал!
Пришлось опять в зубной кабинет вернуться. А народ от хорошей жизни стал невероятно чувствительным, корчится в судорогах даже от пристального взгляда. Думал Африканыч, что предпринять – не выносил страдания невинных! Наконец нашел выход: перед сверлением душу из людей вытряхивал и тогда уж занимался спокойно, а потом все обратно запихивал. Кто бы подумал, что затея опасная! Но не нашлось мудреца подсказать, потому все и случилось.
Пригласит пациента, душу из него вытряхнет, за раскраску ее усадит, а сам в зубах роется. Душа от тела отдохнет, разомлеет, шутить начнет, а некоторые и песенки с Африканычем дуэтом мурлычут. Были такие души, что даже кокетничали. Вот ведь! Однако пошли проблемы.
Пока доктор пломбу ставит, душа так раскроется, раскрепостится, что обратно ну никак не запихнешь! Она в теле привыкла к стеснению, к тирании тела, а у зубного отдышалась, воспряла и обратно не помещается – то голова торчит, то ноги свисают. А пациент что с душой, что без души – никаких отличий. Африканыч приспособился таких просто парой отпускать. Возьмет с тела обещание, чтобы душу не бросало нигде, потому что души, в отличие от тела, не взрослеют и без взрослого присмотра часто теряются и дичают.
Особые трудности представляют души с крыльями. Тела этого излишества терпеть не могут. Душа и не против обратно вернуться, а тут уж тело бунтует:
– Или я, или крылья! У меня на перья и так аллергия. А я все думаю, отчего это насморк не проходит!
Ведь известно, что хронический насморк – от насилия над крылатой душой. А между ними бедный Африканыч, как посредник и дипломат. Просто последние силы забирают!
Ay некоторых души, наоборот, мелкие, так что доктор, бывало, трясет-трясет, никак не вытрясет, а оказывается, она сразу вывалилась, просто такая мелкая, что под шкаф закатилась, поди ищи. Но от Африканыча не сбежишь, он знает: душа на сладкое идет. Положит перед шкафом конфетку, тут душа и проявится. Назад ее в тело кладешь, а она снова выкатывается – бывает такой феномен у некоторых – недержание души. Тоже выход нашел: надо тело рассмешить как следует, тогда надолго в нем душа удерживается.
Только все чаще стали попадаться капризные души. Юлий зубы заделает:
– Готово. Полезай обратно в тело!
– Вот еще! Ты его ногти видел? Чер-но-зем! Чтобы я в такую неряху…
Стоит Африканыч ногти телу стрижет – а что делать!
– Может, уже вернешься?
– Как же! Вся голова в перхоти, шея грязная, носки в дырьях – не полезу я в такую страсть.
Приходилось в кабинете и фен держать, и нитки, и даже бигуди. Но живот-то и лысину как приберешь? А некоторые души требовали гарантии, что тело взятки брать перестанет. И бывает же такое! Тело взятки берет, а душа и не в курсе.