Саксонские и нормандские короли. 450 – 1154 гг
Шрифт:
В двух его последних работах личный мотив звучит даже еще более отчетливо. Римский автор Боэций написал «Утешение философией», пока ожидал казни по приказу короля готов Теодориха Великого. Альфред увидел, как его собственный мир пошатнулся под натиском датчан, и жил в постоянном ожидании беды. Он часто спускает своих читателей с высот римской философии в обычный мир, в котором они жили. И хотя в его действиях есть некоторая наивность, эти отступления от темы представляют большой интерес, и немногие могли бы обращаться с текстами так по-рыцарски. Отрывок из Боэция иллюстрирует его интересы и точку зрения на совершенство. Слова, написанные курсивом, имеют некоторое отношение к тому, что написал Боэций, все остальное — собственный текст Альфреда, хотя, очевидно, и навеянный отчасти более ранним комментарием.
«Вы знаете, что безудержное стремление к мирской власти никогда не увлекало меня, и я не очень-то и желал этой земной власти, но я желал орудий и людей для работы, исполнение которой было возложено на меня, а именно чтобы я мог достойно руководить и править страной, которая была мне вверена. Известно, что ни один человек не может проявить свой талант или править чем-либо без орудий и людей. То, без чего нельзя заниматься ремеслом, — это сырье. Для короля, который правит страной, сырьем и орудиями являются люди, которыми она населена. У него должны быть люди, которые молятся, а также
В последнем переводе — это была версия Альфреда первой книги св. Августина «Монологи» — его мысли от неопределенности нынешней жизни обращаются к надежде на мир в будущем; главная тема — это бессмертие. В предисловии он объяснил свое отношение к древним знаниям знаменитой метафорой о лесе, в котором он собрал «палки, подпорки и поленья... поперечины и перекладины», отнес их к себе и построил дом. «Нечего удивляться тому, что человек тратит труд на такие материалы — несет их и строит из них дом. Каждый человек, когда он построил с помощью землевладельца деревню на земле, сданной ему в аренду, хочет жить в ней, ходить на охоту, ловить диких птиц, удить рыбу и обеспечивать себя всеми способами на этой арендованной земле как на море, так и на суше до тех пор, пока по милости его господина он не получит земельный надел в бессрочное владение. Так должен действовать богатый даритель, который правит этими временными обителями и вечными дворцами. Пусть Тот, Кто создал их и правит ими, сделает так, чтобы в моей власти было и быть полезным здесь, и достигнуть вечности».
Цель этого перевода состояла в том, чтобы дать другим шанс насладиться чудесными плодами его леса; и его методы можно увидеть и в других его делах. Составляя свои законы, он начал с типичного допущения, что английский закон неким образом тесно связан с Божественным законом. Источники варьируют от второй книги Ветхого Завета «Исхода» до законов его предшественников, королей Уэссекса, Мерсии и Кента. Все законы собираются вместе, происходит отбор по воле короля, а затем они провозглашаются с согласия витана.
Альфреду было всего 50 лет, когда он умер; тем не менее он изменялся и быстро развивался в последние годы своей жизни. Его последние книги читаются как размышления старика. Безусловно, он прошел длинный путь. Рассудительная, зрелая, утонченная простота «Монологов» — это далекий крик впечатлительного, нервного, восторженного мальчика, который учил наизусть саксонские стихи. Его жизнь показывает, как многого мог человек достичь за одну жизнь, если шел по пути к цивилизации, и как трудно было дойти так далеко даже для человека с талантами и возможностями Альфреда. Столь широк был спектр его достижений, столь привлекателен голос, звучащий с написанных им строк, и столь редко можно послушать голос средневекового короля, что мы рискуем идеализировать его. В конце концов, он был человеком, в некоторых отношениях чрезвычайно гуманным. Но в разрушающемся мире он имел смелость планировать счастливое будущее — не только оборону страны, но и более полную и богатую жизнь для своих подданных. В этом есть что-то героическое. Успех — впечатляющий, образ — поразительный.
Глава 8
ДЕСЯТЫЙ ВЕК
Многими талантами Альфреда были наделены его потомки, которые правили Уэссексом и Англией с 899 по 1066 г. Ни один из них не достиг его широты интересов. Ни один из них не стал автором произведений, и ни один не удостоился того, чтобы Ассер рассказал нам о его личной жизни. Это призрачные фигуры по сравнению с их выдающимся предшественником, но явно не призрачные для своего времени. Эдуард и Этельстан были прославленными воинами, которые сильно расширили площадь королевства Альфреда. С чисто военной точки зрения своим созданием английское королевство обязано в той же степени Эдуарду, в какой и Альфреду. Ни один саксонский король, за исключением, возможно, Оффы, не был так известен и не пользовался таким уважением в западном христианском мире, как Этельстан. Правление Эдгара было спокойным, но страну он держал в руках даже, наверное, еще крепче, чем Этельстан, и покровительствовал возрождению монастырей и интеллектуальной жизни, о чем мечтали Альфред и Этельстан, но не дожили увидеть собственными глазами. Это были выдающиеся люди, и, хотя королевство при Этельреде II Непослушном пришло в упадок, его достижения были весьма заметны. Но получить реальное представление об этих королях как личностях нелегко. Если же мы хотим этого, то мы должны сфокусировать внимание на Этельстане и Эдгаре.
Эдуард Старший стал преемником Альфреда и королем Уэссекса. С помощью своей сестры Этельфледы, правительницы мерсийцев, он приступил к завоеванию заново центральных и юго-восточных районов страны. Ко времени своей смерти он был действительным правителем всей Англии к югу от Трента, но жители Мерсии помнили, что он западный сакс. Его преемником стал сын Этельстан, настоящий наследник западносаксонского рода, который вырос в Мерсии, жители которой проявляли по отношению к нему лояльность, чего не признавал его отец. Этельстан действительно был признан мерсийцами королем прежде, чем он был признан западными саксами.
Этельстан завоевал признание своей королевской власти над Северной Англией и Южной Шотландией. Он был королем, василевсом и даже, наверное, императором Британии. Он значительно укрепил представление о власти английского короля.
Центром жизни Этельстана был его двор, его пиршественный зал, в котором вокруг него собирались его воины и где он оделял их своими дарами. Когда «Хроника» неожиданно разражается героическими стихами в знаменитом месте, где описывается сражение при Брунанбурге (Brunanburh), она называет короля «повелителем воинов, раздающим кольца». Он был не просто наследником Хродгара и Беовульфа, а гораздо больше. Писцы, которые записывали его указы, пытались навязать многострадальной латыни свое ощущение его величия, «раздувая» язык, на котором они описывали торжественную процедуру одаривания, необычными высокопарными чужеземными словами, часто имевшими отдаленное греческое
Этельстан был Пьерпонтом Морганом своего времени. Когда священники Честер-ле-Стрита увидели, как огромная армия идет в Шотландию, и начали радоваться новому завоеванию, они вполне могли бы задаться вопросом, останется ли король в памяти потомков главным образом как завоеватель или как выдающийся коллекционер. Подобно Пьерпонту Моргану, Этельстан собирал книги и произведения искусства. В отличие от американского миллионера он еще собирал мощи святых и был знатоком всего того, что находилось в его коллекции. Он щедро раздавал подарки, но дары в Хеороте Этельстана были более разнообразны, чем в Хеороте Хродгара; такими были и люди, которые получали их. Через его руки текли золотые и серебряные украшения, земля, оружие, всевозможные предметы искусства, а также редкие и прекрасные книги, интересные как своим содержанием, так и внешним видом, и прежде всего мощи. Он принимал дары со всей Европы, отвечал богатыми дарами в свою очередь, а особенно щедро одаривал своих сподвижников, епископов и церкви в своей собственной стране. Собору в Кентербери он подарил Евангелие, которое принадлежало аббату Армы, и другое Евангелие, которое Этельстан получил от своего зятя короля Германии Отгона Великого по случаю вступления Отгона на престол в 936 г. В настоящее время оно находится в Коттоновской коллекции Британского музея. На нем имеется надпись, которая начинается такими словами: «Это Евангелие император Англии и правитель всей Британии Этельстан (Anglorum basyleos et curagulus totius Bryttannie) с благочестивыми мыслями даровал кафедральной церкви Христа в Кентербери, первой в этой стране».
Отгон Великий был самым знаменитым из друзей Этельстана на континенте, но он был одним из многих. Уильям Мальмсберийский, который писал в XII веке и использовал гораздо более раннее стихотворение на латыни, приводит некоторых из них: Харальд, король Норвегии, приславший Этельстану в Йорк свое посольство и подарки, среди которых был корабль «с золотым носом и пурпурным парусом, плотно обитый изнутри позолоченными щитами»; король Германии Генрих I, который попросил руки сестры Этельстана для своего сына Отгона; франкский герцог Хью Великий и герцог Бургундии Конрад, которые женились на двух других сестрах короля. К этим мы можем добавить Людовика из династии Каролингов, впоследствии короля франков, по прозвищу Людовик Заморский, потому что он получил воспитание при дворе Этельстана. Когда герцог Хью отправлял свою просьбу выдать за него английскую принцессу, он выбирал послов и свои дары с хитростью и мастерством. Посольство возглавлял Балдуин, граф Фландрский, жена которого была теткой Этельстана. И «когда он отправил свою просьбу с посольством знатных людей в Абингдон, он предложил действительно богатые дары, которые могли бы мгновенно удовлетворить большинство алчных скаред: духи, невиданные дотоле в Англии; ювелирные украшения, особенно с изумрудами, в зелени которых отражались лучи солнца и зажигали глаза стоящих рядом людей подобострастным светом; много быстрых коней в конской сбруе, грызущих, по словам Марона [Вергилия], «удила из красного золота»; ваза из оникса, покрытая такой искусной резьбой, что казалось, будто поле колосьев на ней колышется, лозы дают ростки, фигуры людей движутся, при этом она была настолько прозрачной и отполированной, что отражала, подобно зеркалу, лица зрителей; меч Константина Великого, на котором можно было прочесть имя его древнего владельца, написанное золотыми буквами, а на головке эфеса над толстым слоем золота можно было увидеть прикрепленный железный гвоздь, один из четырех гвоздей, которые иудейская клика приготовила для распятия тела Христа; копье Карла Великого, которое этот непобедимый император, возглавлявший войско против сарацин, когда бы он ни метнул его во врага, всегда даровало ему победу; говорили, будто это самое копье, которое рукой центуриона было воткнуто в бок Христа, открыло этой драгоценной раной Рай для несчастных смертных; знамя Маврикия, самого почитаемого великомученика и командующего Фиванского легиона, с которым этот король на Испанской войне обычно взламывал боевые порядки противника, какими бы сильными и плотными они ни были, и обращал их в бегство; корона, ценная, безусловно, благодаря количеству золота, но больше благодаря драгоценным камням, которые сияли так, что чем больше кто-то пытался смотреть на них, тем скорее вынужден был отвернуться и отступить; кусок святого креста, заключенный в хрусталь, — взгляд, проникая сквозь минерал, мог различить цвет дерева и размеры, а также часть тернового венца в такой же оболочке, который солдаты в своем безрассудстве надели на священное чело Христа, издеваясь над его величием».