Сакура на краю вулкана
Шрифт:
– Ты злишься на меня? – осторожно спросила Элин.
– Ты не боялась быть рядом с другим, - его серьезный тон звучал упреком, но никак не злостью.
– Я боюсь мужчин только в том случае, если они сами решают, чего я хочу. И когда таким решениям я противиться не могу.
Она вернула ему упрек в двойном размере, от чего Тадеуш был немало удивлен.
– Тебе не о чем беспокоиться, - тихо продолжила Элин, - это не первый раз, когда ко мне обращаются за помощью, поэтому у меня давно выработался некий профессиональный навык. К чужим прикосновениям
– Мне не нравится этот навык, - произнес молодой мужчина.
– Если ты завидуешь, то могу и тебя научить танцевать вальс, - губы её растянулись в улыбке.
– А если ревную?
Когда Элин находила в себе очаровательную смелость подшучивать над ним, то Тадеушу, откровенно говоря, становилось неприятно и неловко. В такие моменты все внутри него требовало вновь занять лидирующую позицию их отношений, а для этого хватало лишь прямолинейности. И смущенная, раскрасневшаяся девушка вновь оказывалась в его полной власти.
Только на этот раз смятение Адалины переросло в робкое огорчение, выразившееся лишь молчанием да резким разворотом на сто восемьдесят градусов. Он так и не смог понять, чем задел её, и даже не решился это выяснить. Их путь до конца аллеи продолжился под мерное шуршание темнеющей листвы, но когда они оказались в полушаге от автомобиля, Элин неожиданно заговорила:
– Ты ведь сам позвонил.
– Верно, - ответил молодой мужчина, внимательным взглядом охватывая ровную спину перед собой.
– Но что ты хотел на самом деле? Я совсем не понимаю, почему ты разозлился. Мне надо было отказать твоему брату? Но ты сказал, что нужна моя помощь! Разве я могла отказать?
Как это было ни странно, но он разобрал всё, что сумела пробормотать девушка.
– Ты всегда можешь мне отказать, и я ничего с этим не сделаю, - быстро и четко выговорил молодой мужчина.
Слова дались ему тяжелее, чем он ожидал, так как признание в собственном бессилии из-за чувств к другому человеку было чем-то новым и весьма неприемлемым.
– Я не заставляла себя, я действительно хотела помочь, - теперь девушка обернулась, чтобы увидеть странный оттенок в чужом взгляде.
– Рад этому.
– Тогда почему ты сердишься?
– Потому что я кретин, Элин! – прорычал Тадеуш, не в силах сдерживать свой эмоциональный порыв.
Неужели ей был неясен тот простой факт, что он успел тридцать раз проклясть себя за неспособность контролировать раздражающее чувство собственности. О ревности он мог говорить свободно, используя её, точно инструмент для смущения девушки, но вот раскрывать свои истинные чувства Тадеуш явно не намеревался. Ещё одна непозволительная роскошь.
– Думаю, такого от тебя ещё никто не слышал, - её большие зеленые глаза смотрели на собеседника с полным непониманием.
– И не услышит.
Элин знала, что сейчас, возможно, не самое лучшее время и настроение, но этот вопрос, беспокоивший её уже несколько дней, неожиданно возник в голове. Он дребезжал надоедливым гудением и требовал, чтобы его задали именно сейчас, пока есть
– Я должна кое-что спросить.
– Что?
– слегка сузив разрез бледно-голубых глаз, произнес Тадеуш.
– Почти три года назад моя сестра попала в клинику Пакушо и там познакомилась с одной девушкой, - Адалина начала объяснять издалека, чтобы заранее стереть все недоразумения. – Мне кажется, что они поладили, может быть, даже подружились.
– Мне узнать об этой девушке? – перебил её собеседник.
– Возможно, ты о ней слышал, потому что Джилин, увидев Эзру, вспомнила, что он часто бывал в Пакушо, приходил к Карин. А когда я спросила у самого Эзры, то он, ну, как мне показалось, разозлился. Хотя потом и сказал обратиться к тебе.
– Карин? – имя было произнесено таким тоном, что Элин оно показалось проклятым.
– Сестра просто хотела узнать о судьбе этой девушки.
– Она мертва.
Адалина ощутила желание тихо выдохнуть из-за появившейся неловкости, но слова мужчины заставили её сосредоточиться на одном немаловажном факте: он знает. И об этой Карин, и о том, что с ней стало.
– Эзра рассказал? – она одним неуверенным движением руки поправила ремень сумки на своем плече.
– Нет, - задумчиво ответил мужчина, - не рассказал.
– Она из твоего прошлого? – озвучила Адалина неожиданную мысль.
– Из того самого прошлого, о котором тебе знать не нужно.
Он серьезно смотрел в эти удивительно зеленые глаза, но лишь мгновение, потому что их обладательница быстро отвела взгляд в сторону.
– И так будет всегда, чтобы я не спросила? – произнесла она таким огорченным тоном, который он не мог оставить без внимания.
– Тебя это не должно касаться.
– Уже касается, - тихо начала Элин, но затем продолжила гораздо громче, - пока я рядом с тобой, меня, так или иначе, будет касаться каждая сторона твоей жизни. И о тебе самом я хотела бы знать только от тебя же, а не от кого-то третьего.
– Нет!
– громко возразил Тадеуш. Но стена его уверенности в том, что он сможет оградить Адалину от всего, по его мнению, нежелательного, пошатнулась и, кажется, получила трещину.
– Тадеуш, пожалуйста.
В просьбе он услышал что-то очень важное.
Теперь он не мог убедить себя в том, что ей многого знать не стоит. Пожалуй, в словах Элин были какие-то моменты, с которыми ему следовало согласиться. Например, фраза, значившая, что говорить о себе лучше самому же. Она и без того забивает свою голову слухами и сплетнями, разговорами с Эзрой, да и прочим, а это все не ведет к сближению. Даже не выясняя все дотошно, девушка сталкивается с какими-то совершенно недопустимыми остатками информации. И выходит это, как не печально осознавать, слишком часто и излишне случайно. Хотя бы вопрос о Карин. Каким непостижимым образом Адалина оказалась связана с ней? Через сестру-наркоманку, которая узнала Эзру! Этот мир слишком тесен для того, чтобы Тадеуш рисковал, не желая посвящать Элин в своё темное прошлое.