Саквояж со светлым будущим
Шрифт:
— Ты где?
— Я… гуляю.
— Чего ты делаешь? — поразился Родионов.
Маша уже почти дошла до молодого человека и остановилась. Он и не думал уходить.
— Дмитрий Андреевич, я сейчас приду.
— Да уж, пожалуйста, — пробормотал Родионов. — Мне нужны мои книжки. У нас есть с собой? Але, Маш!
— Да, да, есть, я принесу. Сейчас.
И нажала «отбой». И сказала со всем легкомыслием, на которое только была способна в данную минуту:
— Здравствуйте.
— Доброго дня, пани. Дуже радый вас
— Что?
Молодой человек тряхнул своей гривой, как показалось Маше, насмешливо.
— Заблудились?
— Я? Ах, да, да, такой огромный участок, даже непонятно, где дом.
— Уже недалеко, — сказал молодой человек, и Маша окончательно уверилась в том, что он над ней смеется.
Господи, что он про нее думает?! Что, с его точки зрения, она могла делать, спрятавшись за сосной?!
Молодой человек неторопливо вынул руку из плотного кармана джинсов, подал ее Маше и представился:
— Стась Головко. Можете говорить мне Стас.
Маша думала только о том, как бы ей побыстрее от него отделаться.
— Сын будущего президента, — счел нужным пояснить Стас, — если, конечно, ваши отвалят батьке достаточно грошей!
— А-а, — протянула Маша неопределенно.
— Так вы что же? Прогуливаетесь?
— А вы? — вдруг спросила Маша Вепренцева, которая хорошо слышала, как плакала в кустах Лида, жена суперзвезды Андрея Поклонного. — Вы тоже прогуливаетесь?
Молодой человек пожал плечами:
— Я только что приехал. Батька приказал быть на званом вечере. Сегодня мы все изображаем счастливое семейство. Почти что святое. Святое семейство!
Тут он захохотал так оглушительно, что из ближайших кустов выпорхнула какая-то птаха, затрещала крыльями.
— Это замечательно, — сказала Маша, не придумав, что бы такое сказать более умное.
— А вы тут гостья? Или батысина… сотрудница?
— Чья сотрудница?
— Моего батьки! Головко Борис Дмитриевич мой батька. Президент будущей незалежной Украины. Вы… не с ним?
Это прозвучало как-то уж совсем двусмысленно, и от этой двусмысленности, недосказанности, недавних рыданий Лиды Поклонной, а отчасти, может, и от жары, Маша покраснела, и волосы на виске у нее стали влажными.
— Мы приехали по приглашению госпожи Цуганг-Степченко и ее супруга, — отчеканила она. — Я работаю с Аркадием Воздвиженским. Он…
— Та-та-та! — странным образом воскликнул молодой человек. — Это тот, который детективы пишет?
— Да.
Прохладной, сухой и очень властной рукой он взял Машину ладонь. Маша скосила на нее глаза. Рука, как и все остальное, у молодого человека была совершенна — длинные пальцы, блестящие ногти, гладкая кожа. Маша отвернулась.
— Познакомьте меня с ним, — вдруг попросил молодой человек с придыханием. — Я даже не знал, что он здесь будет! Думал, опять скукота смертная! Он ведь придумал модель идеального преступления, да? Он же гений!
Маша
То есть всем давно и хорошо известно, что Воздвиженский гений, большой русский писатель и почти бородатый прозаик, но все же редко молодые люди, вроде этого самого Стаса Головко, с таким энтузиазмом восклицают, что мечтают с ним познакомиться!
— А он бывший мент, да? — не унимался Стас. — Или, может, юрист?
Вернее он произнес «юрыст».
— Да нет, — ответила Маша и осторожно вытащила у него из руки свою ладонь.
— Но служил, конечно, да?
— И не служил.
— Как?! — поразился Стас Головко. — Он придумал идеальную схему убийства и даже не мент?!
Час от часу не легче.
Родионов то и дело придумывал всякие разные схемы, запутывал следы и терял трупы, и Маша находила их в недрах его компьютера, и он не знал, кто именно превратил того или иного персонажа в труп, и приходил от этого в негодование или, наоборот, в бурное веселье. Но, насколько было известно Маше, он никогда не задавался целью придумать какие-то «идеальные» убийства, о которых Стас говорил сейчас с таким пылом!
— Я читал все, и по много раз! Я даже нарисовал ту схему, которую он предлагает, и повесил ее над письменным столом! Я пытался найти прокол в ней и не нашел! — Тут он захохотал и откинул со щеки волосы, и Маша стороной, с опаской, посмотрела на него. — Я не нашел ни единого изъяна! Если действовать по схеме, которую он предлагает, никто и никогда не догадается, кто совершил преступление. Вы понимаете, да?
Маша пожала плечами. Соглашаться или не соглашаться не имело никакого смысла. Стас Головко ничего не слышал. Глаза у него горели, и волосы летели по ветру, как у Мцыри со старинной иллюстрации, которая была в книге у Сильвестра.
Сильвестр рассматривал романтического героя и осведомлялся, почему тот такой лохматый, как Маугли!
— И никто ничего не сможет доказать, даже если догадается! Я пытался понять, в чем фокус, где он надувает, и не смог, вы представляете?! Как вас зовут?
— Мария Петровна Вепренцева.
— Я же понимаю, что это фокус, ловкость рук, потому что не бывает идеальных убийств! Ну, вроде кролика из шляпы, и не могу, не могу понять, в чем дело! Он гениальный злодей, ваш Воздвиженский!
Маша была слегка напугана его напором и верой в то, что писатель Аркадий Воздвиженский каким-то особым образом придумывает схемы идеальных убийств! Он хороший детективщик, и ему интересно запутывать читателя и запутываться самому, но не до такой степени, чтобы юнцы вроде Стаса Головко отображали его затеи на плакатах, развешивали по стенам и затем придирчиво изучали их на предмет логических дыр и провалов!
Одно во всем этом было просто замечательно. Разглагольствуя об убийствах, Стас позабыл о том, что Маша пряталась от него за деревом.