Саламандра
Шрифт:
Но вскоре мне самой надоело произносить монологи, и я начала задавать вопросы. Не то чтобы мне было очень интересно, чем же занимается мой муженек, а просто для того, чтобы не выглядеть сумасшедшей, разговаривающей сама с собой. Не помогло. На то, что меня все-таки слышат, указывала лишь очень быстро увеличивающаяся кучка испорченной бумаги.
Когда же я поняла, что это бесчувственное бревно просто так не проймешь, в ход пошла более тяжелая артиллерия в виде пения песен и оранья частушек, отчасти не совсем приличного содержания. Мне было плевать с высокой колокольни, что обо мне подумают окружающие, но на нервы мое пение действовало не только тому, на кого и было изначально
Как же Полоза все это бесило! Но он продолжал стойко держаться, терпеливо объясняя всем подряд (но чаще игнорируя), что я — существо, не привычное к горному воздуху, и просто обязана развивать легкие по рекомендации лучших светил современного лекарского дела. Ему если и не верили, то тщательно это скрывали. Правильно, кто же против сына самого Владыки слово скажет? А когда я однажды выводила верхнюю «ля» в очень жалобной и слезоточивой народной песне про несчастную любовь прекрасной царевны к ужасному троллю, нас отловил сам Владыка и пригрозил обоих выставить вон из дворца, если Полоз не примет никаких мер по устранению этих мерзких звуков, очень громко называемых мною сольным вокалом.
— Я смотрю, у вас тут никто не любит народное творчество, — обиженно заявила я, внимательно дослушав гневную отповедь свекра, адресованную не столько мне, сколько моему муженьку.
— Эти вопли, от которых даже алмазы тускнеют, ты называешь народным творчеством? — полыхнул на меня зеленым взором Владыка и снова поднял глаза на сына. — Полоз, избавь меня от этого кошмара!
— Может, ты сам это сделаешь? — нагло предложил отцу мой муженек, скрестив руки на груди и слегка придавив меня в кармане. Специально ведь это сделал, гад!
— Это твоя жена, вот сам и разбирайся с ней, — рыкнул Владыка. — Но чтобы я больше этого показательного выступления не слышал! До сих пор в голове звон какой-то посторонний стоит.
И быстренько ретировался, оставив нас в гордом брачном одиночестве. Мы на пару проводили его удаляющуюся спину долгими взглядами: я — ехидным, Полоз — хмурым.
— Да-а, — задумчиво протянула я. — Не везет тебе в последнее время, дорогой.
— Не везет, — в кои-то веки согласился со мной мой благоверный и глянул так, что купание в сливном бачке показалось мне пляжным отдыхом по сравнению с теми карами, которые могли грянуть в ближайшем будущем.
Ура! Вот уже второй день подряд я праздновала свою первую победу. Правда, молча и в компании только с самой собой, но меня подобное обстоятельство не очень огорчало. Я наконец-то спокойно дочитала книжку, меня никто никуда не таскал в неудобном и тесном кармане, и самое главное — я была одна. Моя основная проблема пока что была решена. Еще раз ура!
Полоз, во избежание неприятностей с отцом, остерегался моей милой компании за пределами нашей комнаты, и потому в течение дня наведывался крайне редко, но, как правило, всегда в самые неожиданные и не совсем подходящие моменты. Видимо, хотел застать меня врасплох и наконец узнать, как же я выгляжу на самом деле (цель женитьбы он еще не забыл, к сожалению), но не тут-то было. Со слухом у меня все в порядке, а он топал по коридору так, что только безнадежно мертвый не услышал бы, поэтому его план внезапности был изначально обречен на провал. Все наши немногочисленные разговоры сводились в основном к
Думаю, не надо говорить, что из комнаты меня тоже никуда не выпускали. Гады, конечно, но мне пока это было на руку. Вот интересно, если бы папашка знал, как меня тут «любить» будут, он согласился бы на этот брак? Хотя ему-то что, не его же замуж выдали.
Но такая моя безмятежная и славная замужняя идиллия длилась недолго. Я еще насладиться ею в полной мере не успела, только-только привыкать начала, когда однажды посреди белого дня вернулся мой благоверный. А с утра говорил, что дел по горло… Обманщик!
— Саламандра, идем! — коротко приказал он, застывая холодным памятником в дверях.
— Это куда же? — лениво полюбопытствовала я, нежась в камине и совершенно не собираясь даже лапкой шевелить ему в угоду. — Я занята, у меня огненные процедуры. Не видишь?
— Заканчивай плавиться и пошли! — не отставал он.
Угу! Вот сейчас все брошу и рвану сломя голову неизвестно куда!
— Не хочу! — продолжала капризничать я.
— Саламандра!
— Да, дорогой?
Люблю его доводить, он так забавно пытается справиться с раздражением. Хорошо, что через пламя не видно, насколько сильно я довольна.
— Салли, мне некогда с тобой препираться, нас ждут, — сквозь зубы процедил Полоз.
— И кто же? Вальсия, что ли? — не смогла удержаться от колкости я. — Иди один, не хочу вам мешать…
Выплеснутый прямо в камин таз воды заставил меня выскочить наружу в клубах белого пара как ошпаренной.
— Обалдел совсем?! — отплевываясь, фыркая и чихая одновременно, взвизгнула я. — Предупреждать надо! Пожарник высокогорный!
— С тобой все предупреждения — только пустое сотрясание воздуха, — исчерпывающе пояснил мой ящерицененавистный муженек, подцепив меня с пола.
— Эй! Что это еще за фамильярности? Куда ты меня тащишь? У меня совсем другие планы на вечер! Отпусти сейчас же, а то опять петь начну!
Последняя угроза осталась без должного внимания. Меня вынесли из комнаты и потащили куда-то по длинному, хорошо освещенному факелами коридору.
— Придется их немного изменить, — равнодушно вклинился в мои вопли Полоз. — Есть вещи, с которыми тебе теперь придется считаться, несмотря на все твои выходки.
— Вот еще! — громогласно возмущалась я на радость прислуге, тут же появившейся неизвестно откуда. Понимаю, кто же такое представление пропустит? Но меня наличие публики нисколько не смущало, и я продолжила: — Со мной никто не считается, а я, значит, должна? Не слишком ли много на себя берете? И ничего я тебе не должна, с папашки моего требуй.
— Слушай, давай ты потом повозмущаешься. — Мой муженек поморщился как от зубной боли. — У нас сейчас очень важное дело. Помолчи хотя бы несколько минут. Ладно?
— И не подумаю! Вот ты…
Продолжение фразы само собой оборвалось, потому что Полоз толкнул одну из тяжелых дверей с золотой (кто бы сомневался!) ручкой в виде головы змеи (тут тоже без комментариев), и мы оказались в большом просторном кабинете. То, что это именно кабинет, а не спальня и не столовая, было понятно даже полоумному ежику. Полки с книгами и документами вдоль левой стены, секретный ящик в углу для хранения ценных всякостей (у моего папашки трехголового тоже такой есть, он туда заначку прячет, я видела), горящий камин, широкие окна, задрапированные тяжелыми портьерами. За зеленым малахитовым столом сидел сам Владыка, углубившийся в какие-то бумаги.