Салат из креветок с убийством
Шрифт:
— Успокойтесь, пожалуйста, — мягко сказал Беркович. — Я ведь не спорю. Я только хочу представить, как все происходило. Кто мог войти в кухню и подкинуть в кастрюлю пару поганок.
— Каждый мог, — с горечью произнесла Ализа. — Даже Марта.
— Вы думаете, девочка могла…
— Конечно, нет, о чем вы говорите! Я просто хочу сказать, что каждый — даже Марта — какое-то время, хотя бы минуту, оставался в кухне один.
— Ясно, — вздохнул Беркович. — Скажите, Ализа, Амнон любил молоко?
— Не знаю… Как-то не приходилось…
— А
— Я — нет. Дяде я готовлю, ему нравится. Он привык…
— Вы очень любите дядю?
— Это замечательный человек! — воскликнула девушка. — Если бы не он, я не могла бы учиться, наша семья довольно бедная…
— Он и вашему жениху собирался помочь, я слышал.
При упоминании погибшего Ализа опять расплакалась.
— Да, — сказала она, взяв, наконец, себя в руки. — Амнон учился на программиста, и дядя обещал ему…
Она так и не смогла закончить фразу — ее душили слезы.
— Дядя у себя? — спросил Беркович. — Я бы и с ним хотел поговорить.
— Да, — кивнула Ализа. — Он и в хорошие дни встает редко…
Сэмюэль Кролл оказался тщедушным пожилым мужчиной, он лежал в пижаме под легким одеялом и смотрел на Берковича умными глазами, в которых читалось страдание.
— Вам не тяжело было спускаться на кухню? — спросил старший инспектор. — Напрасно вы вставали, вам только хуже стало. Ализа могла принести вам собранные грибы сюда, верно?
— Не люблю утруждать… — вяло произнес Кролл. — И вообще, я стараюсь больше двигаться… насколько это возможно. Ализа и без того устает сверх меры. Она ведь и учится, и дом ведет, и за мной вот… А когда ко мне приезжают по делам — у меня ведь четыре компании, вам это известно, конечно… Ализа всех нас обслуживает, я ей очень благодарен. Если бы не она, я бы просто не выжил. И вчера тоже.
Голос Кролла прервался — воспоминания о вчерашних событиях были для него, похоже, слишком тяжелы.
— Вы любите племянницу? — понимающе спросил Беркович.
— О, ее нельзя не любить! — с воодушевлением воскликнул Кролл. — Не представляю, как она переживет смерть этого парня. Ализа — такая чувствительная натура. Не представляю…
— А ведь он, наверное, не очень хотел пить молоко, — сказал Беркович. — Молодые предпочитают “колу“. Пиво, может быть… Но в спальне ничего другого не было, а вы продолжали говорить, и он не мог вас прервать. Его мучила жажда, а вы говорили: “Да вот же, выпей молоко“… Вы-то, в отличие от других, хорошо разбираетесь в грибах. И в отличие от всех, знаете, что молоко нельзя пить, если съедены ядовитые грибы.
— О чем вы? — с недоумением спросил Кролл, пытаясь привстать.
— Я уверен, — продолжал старший инспектор, — что если произвести обыск здесь, в вашей спальне, то мы найдем пакет, в котором вы хранили поганки. Вряд ли вы его успели выбросить — у вас не было такой возможности. После вчерашнего ужина все
Беркович и Кролл долго смотрели друг другу в глаза.
— Ах, — сказал наконец Сэмюэль и опустился на подушку. — Все равно… Она никогда не стала бы моей женой. Мечты старика. Господи, какая глупость!
— И вы потеряли голову от ревности, когда Ализа сказала, что собирается замуж за Амнона.
— За этого тупицу! Я говорил с ним несколько раз — он бездарен! Я никогда бы не взял его в свою фирму!
— Но племяннице вы говорили…
— А что я должен был ей сказать? Ализа была по уши влюблена в этого… Но я никогда…
— Где вы собрали поганки? Вы же не ездили со всеми в лес.
— А, — махнул рукой Кролл, — за оградой этого добра достаточно.
— И оставшись на минуту один в кухне, вы высыпали в кастрюлю содержимое пакета, который принесли с собой, — уверенно сказал Беркович. — А потом ели эту гадость, как и все, обрекая себя на мучения.
— Труднее всего было заставить этого идиота выпить молоко, — пробормотал Кролл. — Он все говорил, что предпочитает “колу”. Но я его убедил…
— А ведь он мог сказать перед смертью, что это вы заставили его выпить молоко, — заметил Беркович.
— Этот дурак? Да он, даже умирая, наверняка не мог понять, что происходит, — презрительно бросил Кролл.
— Вы не будете возражать, если я оформлю наш разговор в виде протокола? — спросил Беркович.
— Как знаете, — буркнул Кролл и отвернулся к стене.
Ему действительно было все равно.
— Может, вы сами покажете, куда спрятали пакет с поганками?
— Ищите, — презрительно отозвался Кролл, не оборачиваясь.
— Но почему он подал жалобу в полицию? — с недоумением спросил Хутиэли, когда Беркович вернулся в управление. — Лежал бы тихо, никому бы и в голову не пришло… Списали бы все на несчастный случай.
— Хотел перестраховаться, — объяснил Беркович. — Он ведь не знал, что сказал Фридман перед смертью.
— Господи, — вздохнул Хутиэли. — Надо же — влюбиться в собственную племянницу!..
— Борис! — позвал Берковича один из полицейских следователей, когда старший инспектор вошел утром в холл управления и направлялся к лифту. — Хорошо, что я тебя встретил!
— Здравствуй, Давид, — сдержанно отозвался Беркович, пожимая руку плотному невысокому человеку с глазами навыкате. Он почему-то недолюбливал Давида Гросса, хотя почти не сталкивался с ним по службе, да и слышал о нем одни только положительные отзывы. Но бывает так — вроде хороший человек, а говорить с ним не хочется, будто возникает невидимое, но ощутимое поле отталкивания.