Салат из креветок с убийством
Шрифт:
— Вспомнил?
— Нет, — с сожалением сказал Беркович. — То есть, да, вспомнил, откуда у меня в памяти шестерка. Но это совсем не…
— Так откуда? — нетерпеливо спросил Хан.
— В серванте у Регины стоят красивые чайные сервизы и шесть коричневых черепах — одна другой меньше. Или одна другой больше — это как смотреть. Я подумал тогда — почему шесть и почему черепах? У моей бабушки стояли семь слоников, я на них часто пялился в детстве, а однажды самого маленького слоника взял в руки, он упал, у него отломился хобот, и с тех пор слоников стало…
— Шесть, ну и что? — спросил Хан, потому что Беркович
— Шесть коричневых черепашек, — сказал Беркович. — Коричневая шляпа. Шоколад.
— Шоколад? — не понял Хан.
— Ну да… Извини, я должен съездить… Перешли мне на компьютер заключение, хорошо?
— Эй, куда ты? — воскликнул эксперт, но Берковича в комнате уже не было.
Полчаса спустя он стоял в салоне Регины перед сервантом, на верхней полке которого выстроились в ряд шесть черепашек. Если их изначально было семь, то не хватало, скорее всего, самой маленькой — размером, видимо, с обычное круглое печенье. По виду черепашки казались сделанными из крашеного дерева — как Ганеша, стоявший на полке в салоне у Берковичей, Наташа как-то купила его, чтобы оберегал дом от напастей.
Беркович отодвинул стекло и взял в руки самую большую черепаху. Она оказалась на удивление легкой, под пальцами было не дерево, а… Конечно же, шоколад! Беркович осторожно переломил черепаху пополам — пирожок, конечно, давно затвердел, все-таки два месяца прошло, но его еще вполне можно было откусить. И прожевать. И проглотить. А потом…
Пробовать Беркович не стал. Аккуратно сложил черепашек в пакет и вернулся в управление.
— Вот, — сказал он Хану, — проверь-ка это. Я думаю, что в этих черепахах нет яда. Я хочу знать, сделаны ли они по тому же рецепту, что тот кусок торта, которым отравилась Регина. Это возможно проверить?
— Конечно, — пожал плечами Хан. — Пойдешь к себе или подождешь?
— Подожду, — сказал Беркович и присел на стул.
— Так оно, скорее всего, и было, — рассказывал Беркович Наташе вечером, когда Арончик уже спал, а звук в телевизоре был отключен, чтобы герои сериала не бубнили над ухом. — Эта Инбаль… Она ненавидела бывшую подругу за то, что та отбила у нее любимого человека. Искала способ отомстить, но так, чтобы не попасться — сидеть в тюрьме у нее не было никакого желания. И дождалась. Ее пригласили в Австралию. Край света, попробуй дотянись. Тем более, что план она придумала, по ее мнению, идеальный. Приготовила «подруге» перед отъездом сувенир — семь тортиков в виде черепах, покрытых шоколадной глазурью. Издали кажется, что черепахи сделаны из дерева. Рассудила так: есть их Регина сразу не станет, захочет полюбоваться, поставит в сервант (может, они вместе и поставили, когда Инбаль пришла прощаться). Но пройдет какое-то время… неделя… месяц… Инбаль уже будет в Австралии… А Регина захочет попробовать на вкус черепашку. С какой начнет? Естественно, с самой маленькой. В ней-то и был яд.
— Ужас какой, — пробормотала Наташа. — А если бы Регина съела не самую маленькую черепаху, а среднюю? Или самую большую? Что тогда?
— Ничего бы не случилось, конечно, — согласился Беркович. — Но, распробовав, Регина разве удержалась бы? Ну, добралась бы до самой маленькой не сразу, а еще через неделю. Результат один.
— Полетишь в Австралию арестовывать Инбаль? —
— Бумеранг, — вздохнул Беркович, — можно и в Тель-Авиве купить. Не полечу я в Австралию. Какие у меня доказательства? Улики? Отпечатки пальцев? Показания свидетелей? Ничего.
— Но ведь доказано, что Регина умерла, съев именно эту черепаху!
— Да, Рон подтвердил идентичность состава и способа приготовления. Но это все, что у меня есть. Достаточно, чтобы вызвать Инбаль свидетельницей по делу. А для обвинения…
Беркович покачал головой, и Наташа не стала настаивать. Уж она-то знала мужа: завтра он напишет запрос в Интерпол и не отстанет от австралийских коллег, пока не добьется своего.
Седьмая черепашка снилась ей всю ночь, она высовывала голову из-под шоколадного панциря, хлопала глазами и кричала, как пирожок в кэрроловской “Алисе”: “Съешь меня! Съешь меня!”…
— Вообще-то, — сказал Хутиэли, — у них там своя группа расследования, посольство — не израильская территория. Но посол обратился к генеральному инспектору, они с ним знакомы не первый год, и попросил содействия. А генеральный, естественно, приказал нашему отделу. Точнее — нам с тобой.
— Они там, наверно, на иврите не говорят? — спросил Беркович. — А по-немецки я не понимаю.
— Я тоже, — хмыкнул Хутиэли. — Знаю, что на иврите довольно свободно говорит Бергман, это шеф службы безопасности посольства, мы с ним пообщались на каком-то совещании год назад. Мне он понравился, видно, что профессионал. А с остальными придется, наверно, по-английски. Как у тебя с английским?
— Неплохо. Сейчас, правда, практики мало, как вы понимаете.
— Да и я подзабыл, — вздохнул Хутиэли. — В молодости болтал, да, друг у меня был, репатриант из Штатов.
— Может, надо было захватить переводчика?
— Обойдемся, — неуверенно сказал Хутиэли.
Когда полицейская машина подъехала к дому, где располагалось посольство Германии, Хутиэли и Берковича поджидали патрульный Добман и мужчина в штатском, как оказалось — шеф службы безопасности посольства Рудольф Бергман.
Рассказ его был коротким и мало что прояснял.
Вечером посол устроил прием в честь предстоявшего отъезда на родину. Каденция заканчивалась, назначен был уже новый посланник. Все было как обычно — небольшая речь, фуршет, приватные беседы. Напитки разносили вышколенные официанты, приглашенные, как обычно, из гостиницы “Хилтон”.
Французский консул Арман Легран отделился от группы приглашенных, чтобы побеседовать о делах с немецким коллегой Вингвассеном. Они отошли в дальний угол гостиной и стояли там, тихо переговариваясь. Когда именно они взяли у проходившего мимо официанта бокалы с вином, Виндгассен вспомнить не смог — прошло довольно много времени.
Сделав очередной глоток, Легран поставил бокал на деревянный барьерчик, около которого происходила беседа, но несколько секунд спустя лицо француза приобрело землистый оттенок, он захрипел, схватился за горло…
— Помо… — только и смог произнести он.
Началась паника. Закричали женщины, мужчины суетились, толку не было никакого. Когда через пять-шесть минут прибыла “скорая”, сделать было уже ничего нельзя. Консула повезли в больницу, но он скончался в дороге на руках парамедиков.