Салават-батыр
Шрифт:
Обнявшись, молодые медленно побрели восвояси.
Приближаясь к юрте, они вдруг, к удивлению своему обнаружили, что собравшиеся вокруг жаркого костра родственники вовсе и не думали расходиться. Отстранив жену, Салават подскочил к отцу с вопросом:
— А кто тут давеча шумел?
— Сеу, потише, улым, не мешай матери рассказывать, — прошептал тот и тут же добавил: — Гонец был, из Ырымбура… Мы тут с ним малость потолковали.
— А зачем он приезжал? — насторожился Салават. — Тебя, что, к губернатору требуют?
— Да нет. Гонца Рычков прислал. Велел сказать, что из Питербура один важный ученый пожаловал.
— Ну и как? Разрешил?
— А почему бы и нет? Какой нам от этого убыток, улым? Даже наоборот. Пообщаемся с учеными людьми. Может, и мы у них чему-нибудь научимся, — сказал Юлай и махнул рукой. — Айда, пускай приезжают, раз хотят. Хоть узнают, как мы тут живем. Встретятся с нашими людьми, порасспрашивают о том, о сем. А там — кто их знает — может и напишут что про нас.
X
Приезд молодого академика Лепехина, совершавшего путешествие из Петербурга через Новгород, Москву, Владимир и Поволжье, оказался для Рычкова несколько неожиданным. Несмотря на это, он встретил Ивана Ивановича как подобает. Польза от встречи двух ученых получилась взаимной. Они много беседовали, а темы возникали сами собой.
Теперь вот представился случай свозить Лепехина, проведшего в этой поездке более четырех лет, к знакомому старшине Шайтан-Кудейской волости.
Гостеприимный Юлай Азналин оправдал надежды Рычкова, встретив его с Лепехиным самым достойным образом.
— Здравия желаю, кунаки дорогие, — радушно приветствовал именитых гостей старшина и, обойдя всех прибывших, с каждым из них поздоровался. Затем, махнув рукой на стоявшую среди берез большую юрту, он пригласил их к себе. Те привязали своих лошадей к изгороди, защищавшей жилую часть яйляу от нашествия скотины, и, озираясь по сторонам, стали проходить по очереди внутрь.
В юрте оказалось прохладнее, чем снаружи. Земляной пол был полностью застлан кошмами и коврами, поверх которых лежали взбитые подушки. На одну из них опустился в изнеможении притомившийся в дороге Лепехин. Рядом расположился Рычков, а за ними — согласно чину и старшинству — все остальные, включая сопровождавших обоих ученых людей, местных аксакалов и прочих представителей рода. Держа наготове медный кумган с тазиком, рассевшихся гостей обошел паренек, предлагая им вымыть руки, и подал каждому по чистому полотенцу.
Выполнив свои обязанности, подросток вышел, уступив очередь старшей хозяйке, непрерывно помешивавшей все это время кумыс. То и дело приговаривая вполголоса «бисмилла, бисмилла», Мюния принялась разливать пенящийся напиток по чашам и подавать их мужу с тем, чтобы тот сам раздавал их гостям. При этом строго соблюдался все тот же порядок. Первая сэуэтэ полагалась академику Лепехину, вторая — Рычкову, и так далее по очереди.
Не сумевший с непривычки оценить вкуса и замечательного качества свежеприготовленного кумыса Лепехин, пригубив напиток раза два, оставил чашу недопитой, зато другие, в том числе и Рычков, воздали кумысу должное, с большим удовольствием выпив по несколько сэуэтэ.
Тем временем Лепехин подозвал к себе маленького внука Юлая и протянул ему гостинец. Мальчик взял, но прежде чем попробовать, решил поделиться с другими детьми, не сводившими с лакомства жадных глаз. Не ожидавший этого академик
— Надо же, какой добрый малыш!
— Мы наших детей с малых лет приучаем делиться друг с другом, — невозмутимо ответил ему Юлай.
Разомлевший от выпитого кумыса Рычков одобрительно закивал головой, но вдруг в глазах его промелькнула тревога.
— Выйти бы посмотреть, как там наши лошади… — сказал он сыну вполголоса.
— Не беспокойтесь, папенька, — ответил Николай, — матушка Салавата о них уже позаботилась.
— Как так? — поразился Лепехин. — Вокруг столько мужчин, а за лошадьми женщина присматривает?!
Юлай поспешил все ему объяснить:
— Обычай у нас такой. Заботу о лошадях кунаков берет на себя младшая жена хозяина. С нашей стороны это знак уважения к дорогим гостям. А кроме того, жена моя не одна с этим делом управляется. Салават своей матери помогает.
— Ну, разве что обычай… — неуверенно произнес Лепехин, пожимая плечами.
Так, еще во время обеда ученый получил первое представление об особенностях башкирского быта. Подкрепившись, мужчины уединились, и начался неторопливый разговор, во время которого Юлай обстоятельно отвечал на вопросы любознательного гостя.
В ходе общения он и сам кое-что узнал о новом знакомом.
В юности Лепехин изучал естественные науки в страсбургском университете. Защитив диссертацию и став в двадцать семь лет доктором медицины, в 1767 году он вернулся в Петербург, где вскоре был назначен руководителем одного из отрядов организованной Академией наук оренбургской экспедиции. За короткий период Лепехин преодолел длинный маршрут, посетив Сызрань, Саратов, Царицын, озеро Эльтон, Астрахань, Гурьев. После этого он направился к верховью Яика, а затем добрался до расположенного на берегу реки Агидель пригородка под названием Табынск.
— За несколько месяцев мне пришлось посетить множество рудников, до тридцати заводов, — задумчиво произнес Лепехин.
— Побывали, как я думаю, на Белорецком, на Саткинском, на Лапыштинском да Тирлянском заводе, в Авзяне, в Зигазе, Инзере? — перечислил Юлай.
— Да, там тоже удалось побывать и с работными людьми пообщаться.
— Ну и как? — поинтересовался старшина и, не скрывая душевной боли, сказал: — Хочу ваше мнение узнать. Как, по-вашему, то, что у нас здесь творится, законно? Приходят чужаки и захапывают наши земли-воды, вырубают хвойные леса. Самих башкортов на заводах принуждают работать. Хозяева над ними измываются, а тех, кто убегает, преследуют и убивают без суда. Это справедливо?
— Да нет, конечно, какая уж там справедливость, — нехотя согласился с ним Лепехин. — Токмо, должен вам заметить, вопрос этот не ко мне. Это во-первых. А во-вторых, на тех заводах ведь не одни башкирцы работают.
В таких же условиях живут и русские работные люди…
— Прошу прощения, Иван Иванович, — не унимался Юлай. — Но вы ведь большой ученый. И как ученый человек, вы не должны оставаться равнодушным к судьбе нашего народа. Вы хорошо знаете, что люди, про которых вы говорите, — не рабочие, а каторжники. Это воры и убийцы, которых сперва к смертной казни приговорили, а потом царским указом помиловали. Разве можно равнять преступников с безвинными башкортами?! Но самое страшное для нас то, что эти бандиты портят наших людей, учат их пить, курить и всяким другим мерзостям…