Салават-батыр
Шрифт:
— Слушаюсь, Ваше величество, — откликнулся тот и протиснулся вперед.
Поздоровавшись с ним, Пугачев приветливо улыбнулся и торжественно произнес:
— За отвагу твою, за то, что ты верой и правдой служишь мне, ампиратору Петру Федоровичу, жалую тебя чином главного атамана!
— Благодарствую, — с почтением склонил голову Юлай Азналин и подался было назад в строй, но Пугачев его остановил.
— Так не пойдет, главный атаман, вернись!.. Твое место подле государя.
XVII
На
Не ожидавший нападения сзади подполковник замкнул идущую в авангарде кавалерию более уязвимыми пешими солдатами, и когда ему сообщили о внезапном появлении огромной толпы, моментально прекратил преследование, бросив верховых на выручку пехоты и спасение обоза. Так начался его бой с самим Пугачевым.
Правительственному войску удалось отразить его атаку, после чего пугачевцы, не решившись продолжать сражение, отступили и немного погодя переправились через Ай.
Узнав о местонахождении Пугачева, давно охотившийся за ним Михельсон не мог упустить случая, чтобы не отправиться следом и не сделать попытки разделаться со самозванцем. Однако довести сражение до победного конца ему не удалось. В новом бою войско его было так сильно потрепано, что царскому военачальнику не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в Уфу, где он отрапортовал главнокомандующему о трусливом бегстве злодея.
Получив к вечеру известие о том, что оставшаяся без провианта и боеприпасов команда Михельсона в срочном порядке отбыла в уфимском направлении, Пугачев торжествовал.
— Это хорошо, что Михельки поблизости нет. Нам от того прямая выгода.
Воспользовавшись отсутствием грозного противника, Емельян Пугачев позволил себе немного расслабиться и передохнуть в гостях у Юлая Азналина. А тем временем его помощники занимались пополнением Главного войска. За неполную неделю к Пугачеву примкнуло тысяч десять башкир.
Оставив Юлая в его родной волости и забрав с собой молодого бригадира, Пугачев направился в сторону Кунгура, находившегося на границе Башкортостана и Кунгурского уезда.
Судьба распорядилась так, что сопровождавший его Салават Юлаев снова оказался в Красноуфимске. При первой же возможности он сорвался к Наташе.
В это самое время молодая женщина занималась постирушкой. Услыхав топот приближающегося коня, она с испугом обернулась и, узнав Салавата, вскрикнула от радости. Побросав вмиг свои тряпки, она бросилась ему навстречу.
— Миленький ты мой! До чего ж я по тебе стосковалась! — всхлипывая, проговорила Наташа, наспех вытирая о передник мыльные руки.
Салават проворно соскочил вниз и раскрыл ей свои объятья.
— Еще не родила? — ласково спросил он.
— Никак
— Ты не забыла про наш уговор?
— Родить тебе сынишку? А то! Помню, вестимо.
— Мне нужен батыр, мой наследник.
Из избы вышла мать Натальи. Не поздоровавшись, она глянула на Салавата исподлобья и протараторила:
— Надо же, явился — не запылился! Чтоб тебя черт побрал! Чего пялишь на меня зенки-то свои бесстыжие! Осрамил девку и был таков.
— Разве я против жениться? Наташа сама не захотела пойти за меня… — начал оправдываться Салават.
— Не захотела! — зло усмехнулась женщина. — Да с какой такой стати, ежели у тебя и без нашей Наташки ажно две бабы. Куда уж там!.. Мы вам, чать, не нехристи какие-то. Такого у нас отродясь не бывало.
— Дак он звал меня в веру свову, — вмешалась тут Наталья.
— Ишо чего удумал! Пущай сам крестится.
— Ну уж нет, не бывать такому! — оскорбился Салават и, обратившись к Наташе, торопливо произнес: — Вот что, милая. Мне пора. Но ты жди. Я как-нибудь заеду за тобой. У тебя будет время. Может, надумаешь…
Не дожидаясь ответа, он резко развернулся, запрыгнул с ходу в седло и, прокричав напоследок, чтобы сына Хасаном назвали, умчался прочь к поджидавшим его айлинским башкирам.
Кунгурская крепость находилась под хорошей защитой. Отказавшись от намерения побороться за нее, Пугачев принял решение идти на Осу, выслав вперед Салавата с его отрядом.
Между Иргинским заводом и селом Медянкой тот нежданно-негаданно повстречал пугачевского полковника мишара Канзафара Усаева. Они не виделись с тех самых пор, как тяжело раненный во время зимнего штурма Кунгурской крепости Салават уехал домой, и бросились друг к другу с радостными возгласами.
— Как поживаешь, Канзафар-агай?
— Пока не жалуюсь… А как рана твоя? — вспомнил вдруг Усаев. — Я вижу, уже зажила.
Вместо ответа Салават лишь рукой махнул.
— Ты лучше про себя расскажи, Канзафар-агай. Слыхал я, ты в таких переделках побывал.
— И не говори, энем [82] . Ты ведь помнишь, с Ванькой Кузнецовым у меня с самого начала не заладилось. Повздорили мы с ним как-то по-крупному. Нашла коса на камень.
— Так это правда, что он тебя арестовал?
— Правда, кустым… Спасибо Пугасаю. Не дал меня в обиду, велел освободить. Ай, да чего уж там, я зла на Кузнецова не держу, потому как нет его боле. Отвоевался наш Иван…
— Знаю. Еще зимой возле Бакалов погиб… — вздохнул Салават и, помолчав немного, спросил: — Ну, а потом что было?
82
Братишка.