Салават Юлаев
Шрифт:
Узкие окна старинного дома были годны лишь для того, чтобы стать бойницами. Человеку в них было не влезть и не вылезти. Когда завалили дверь, заговорщики оказались в плену.
— Хворосту! Сена сюда! Огня! — приказал Салават.
Тогда из женской половины дома раздался плач детей и женщин, в страхе слушавших, что происходит.
— Женщин с детьми пустить, — приказал Салават.
Их выпустили. Женщины ведьмами бросились на своих врагов. Слышались истошные вопли, плач, покрывавшие и ругань заваленных в логове злодеев, и крики освирепевших воинов, среди которых были раненые
Женщин насильно оттаскивали от дверей Кулуева дома, но они, отбиваясь, рвались развалить завал у дверей, царапались, выли, кусались…
— Огня изменникам! Жечь их! — кричали юные воины.
И пламя опоясало дом…
Улица осветилась. Быстро занялись стены Кулуева дома. Обречённые гибели злодеи завопили в отчаянии, моля о пощаде. Их жены вырвались из толпы и кинулись в пламя. Их схватили и, отбивавшихся, потащили назад. В это время двое людей показались на охваченной пламенем кровле, одежда на них горела. С воплем звериного ужаса бросились они с крыши в сугроб.
Салават наложил стрелу, и один из них упал, поражённый её остриём.
— Я поеду с вами! Я с вами! — крикнул второй, умоляюще простирая руки.
— Так воинов не набирают, — сказал Салават и спустил стрелу во второго…
Ещё двое выскочили в тот же пролом в кровле, ринулись в снег. Один из них побежал… Ещё один выскочил из огня на улицу.
— Ни один не должен уйти! — обратился к воинам Салават.
— Бей их, бей! — закричали в толпе, и десятки дубин, стрел, пуль и камней обрушились на спасавшихся из огня.
Уже не слышно было отдельных возгласов сожаления. «Смерть, смерть им!» — кричали юноши и бросались с оружием на выскакивающих из пламени.
Стена соседней избы задымилась.
— Воды! — крикнул Салават. — Их и так теперь возьмёт шайтан. Воды сюда!
Соседнюю избу почти мгновенно залили, закидали снегом, не дав ей разгореться. Первая изба сгорела дотла.
Толпа вдруг оцепенела. Все молчали. Салават в общем молчании произнёс спокойно и чётко:
— Так будет всем государевым ослушникам…
Салават не выставил никаких дозоров по дороге к Шиганаевке, и потому сердце его дрогнуло тревогой, когда при отсвете пожарища он увидал мчавшуюся по улице конницу.
Но это оказались свои: посланные для набора людей приехали из Юнусова и Муратовки. Они бы прибыли только утром, но зарево над Шиганаевкой встревожило их. Воины подумали, что это солдаты царицы зажгли аул Салавата, и примчались на помощь.
Салават выступил в поход ещё до рассвета. В селениях Шайтан-Кудейского и Кущинского юртов он по пути набирал ещё воинов, и вот четыреста всадников поспешили с ним к Красноуфимской крепости.
Всюду лежал глубокий снег, и приходилось ехать только натоптанными дорогами, на которых невозможно было разминуться с гонцами, посланными с севера. В первый же день Салавату встретился посланец Чигвинцева. При нём не было никакого пакета. Лишь на словах он сказал, что произошло большое сражение и пугачевцы едва отбили врага от своих укреплений, причём атаман Пётр Лохотин убит.
Салават гнал свой отряд, не давая отдыха ни людям, ни лошадям, только
На второй день второй гонец подал Салавату пакет от есаула Матвея Чигвинцева. Есаул сообщал, что Красноуфимская крепость пала, атаман казацкой команды Михайла Мальцев попал в плен к злодеям, а сам он, Матвей, отошёл за реку Уфу и движется с оставшимися людьми на соединение с Салаватом.
«И вам бы, господину полковнику Салавату Юлаевичу, гнева на нас не положить, поелику дрались с ворьём-супротивниками, как вы указали, как присяга и совесть велит, и многие пали в боях, и снег на полях стал красен от крови, однако же пороху, ядер, свинцу недостача, да против огненна боя с пиками, с саблями не устоять. Да у них, господин полковник, изволите видеть, — пехота, а ей по зимнему времени во сражениях действовать способней и легче…»
И вот в горах Кара-тау высланный Салаватом разъезд встретил разбитое войско, отошедшее от Красноуфимской крепости, а через час башкирская конница Салавата соединилась со смешанным, растянувшимся вдоль дороги отрядом Чигвинцева.
Чигвинцев вёз с собой пять оставшихся пушек, без ядер и пороху. Пять пушек были потеряны и остались в плену у врага.
Расположившись в ближайшей деревне, Салават выслушал рассказ Матвея Чигвинцева о боях. По всем дорогам и тропкам выставил он дозоры, чтобы в крепости не узнали о том, что подходит свежее пугачёвское войско.
Надо было ворваться в крепость без выстрела, одолеть её одной лишь внезапностью натиска, потому что не было пороху. Потому и нельзя было дать ни коням, ни людям долгого отдыха, во время которого командиры противника успели бы разведать их силы и подготовиться к отражению атаки.
Сам Салават между тем разузнал, что под Красноуфимском противник не строил новых укреплений, лишь занял прежние, приготовленные Чигвинцевым и Лохотиным.
Войско Салавата тронулось к крепости с вечера и, не смущаясь мраком и снежной метелью, ещё до рассвета бросилось на стены, оставив у себя за спиной передовые укрепления, построенные казаками. Салават рассчитывал, что отрезанные от крепости солдаты сами покинут редуты и убегут, но оказалось, что там-то, в окопах, и были сосредоточены Гагариным главные силы. Стены крепости были захвачены Салаватом, который тем самым вошёл в окружение и осаду. Своё положение Салават понял с наступлением утра, когда с городских стен увидел по всем сторонам разъезды солдат и пушки, которые Гагарин ставил вокруг, направляя на крепость…
Салават почувствовал, что попадает в ловушку. Он выслал людей на вылазку, но их забивали обратно картечью из пушек.
Через день майор Гагарин прислал Салавату письмо:
«Видишь сам, — писал он, — что твоей воровской команде приходит погибель. Когда подойдут верные её величеству государыне войска мне в подкрепление, то я всяческие увещания оставлю и вины твоей не приму. Сей же день и час обещаю тебе милость великой государыни императрицы. Сложи оружие и укажи башкирскому мятежному сброду разъехаться по своим домам — и будешь помилован, хотя заслужил ты великия казни».