Салават Юлаев
Шрифт:
— За все их издёвки, сударь Юлай Азналихыч, помстился я нынче, срубил злодея! — признался старый рабочий.
— Ладно вы нам помогли, спасибо, — сказал Юлай.
— Какой там шайтан помогал! — досадливо огрызнулся Бухаир. — Пушку изгадили. Были бы мы теперь с пушкой!
Упрёк Бухаира был несправедливым: потеряв своих Людей, рискуя жизнями, заклепали рабочие пушку, которая губительными смерчами картечных выстрелов отбивала все подступы к заводу.
Но старый рабочий не оскорбился грубым, злобным упрёком.
— А
Второй рабочий, до сих пор стоявший с блюдом за спиной старика Сысоя, шагнул вперёд и поклонился Юлаю.
— Да, посламши нас, указали нам заводские мужики сказать тебе, сударь-старшина, что сабель да пик у нас на заводе сготовлено много и теми-де саблями-пиками мы тебе бьём челом.
Юлай принял блюдо с оружием.
Это не были повседневные изделия завода. Это было то, что рабочие делали в последнее время по заказу заводчика, и то, что они теперь предлагали делать для пугачевцев, именно за пугачевцев приняв и Юлая с Бухаиром.
О том, что Юлай стоял в уфимской осаде, уже шли слухи среди населения завода.
— Спасибо, спасибо, — пробормотал Юлай, принимая блюдо.
— Подарки принёс? — с насмешкой, резко спросил Бухаир. — Мы завод с бою взяли. Что нам подарки! Теперь ведь и так все тут наше… Все наше!!
— Не дорог подарок, а дорога любовь, сударь, как тебя величать-то!.. Сердитый ты больно, — заметил старик Сысой.
— Ты, писарь, русских людей не знаешь, — обратясь к Бухаиру, строго сказал и Юлай. — С русским народом добром, так он тебе верный друг во всём будет.
— Святое слово молвил ты, старшина! — обрадованно воскликнул старый рудоплавщик. — Вот мы в яме поймали у самой опушки… ещё подарок тебе изготовили… Ну, подымайся, собака, иди на расправу, на суд! — толкнув ногой под бок связанного пленника, воскликнул старик.
Тот нескладно завозился, с трудом поднялся на ноги, и Юлай увидал одного из своих давнишних врагов, русского заводского приказчика.
— Добра здоровьица вам, господин старшина Юлай Азналихович, здрасьте! — воскликнул приказчик с заискивающим поклоном.
Юлай насмешливо посмотрел на него.
— Кланяйся ниже теперь. Бог правду любит, собака приказчик! За все неправды ответ держать будешь!
— Накажи, сударь, наших душ погубителя! — поклонился Юлаю старый рудоплавщик. — Заводские мужики тебя умоляют, сударь, казни его. Для господ он во всём старался, а нас, как траву, топтал!..
— Накажи его, сударь! — воскликнули вслед за Сысоем и все остальные пришедшие в контору заводские рабочие.
— Помилуй, сударь Юлай, мы, сам знаешь, невольны людишки! — воскликнул приказчик.
Юлай услыхал страх в его голосе. Он увидал робость в самом взгляде, в движениях этого мерзкого человека, который всегда хотел казаться начальством
— Хорошо ты служил купцу, — спокойно сказал Юлай. — Помнишь, в гости к нам ездил, водку возил… Говорят, табаку сыпал в водку… хе-хе!.. Помнишь, ты землю у нас покупал, уговаривал пьяных-то, помнишь?
— Ведь вольному воля: хочешь водку — то пей, а не хочешь — не пей! — обманутый внешним спокойствием Юлая, осмелел приказчик.
— Хе-хе! И то ведь, ты прав!.. Ох, ты хитрый! Умел ты народ обмануть!.. Умел, собака! Двадцать лет мы потом всем народом плакали о нашей земле… Подай сюда плётку, — вдруг твёрдо и повелительно заключил Юлай.
Приказчик подал ему плеть, весь сгорбился, сжался, словно в тот же миг ожидая удара, и залепетал:
— Не помни зла, сударь! В том службишка наша!.. Куды без неё?..
— Молчи! — оборвал старшина.
Он держал в руках плеть, словно в первый раз её видел. Он взвешивал на ладони вплетённые в её хвосты свинцовые пульки…
— Ты ею башкирских людей бил, приказчик. Сколько людей ты ей искалечил?!
— И русских ведь не жалел на заводе, кобель проклятущий! — вмешался старый Сысой.
Но Юлай не взглянул в его сторону, будто не слышал, и продолжал, обращаясь к приказчику:
— За то этой плёткой тебя будут до смерти бить. Пока жив, будут бить… Как, значит, совсем уж помрёшь — вот тогда перестанут!
Приказчик упал на колени.
— Соседушка! Старшина дорогой! Пощади! По темноте согрешал!.. — завопил он.
— Ты тёмный? — спросил Юлай в гневе. — Ты тёмный, собака? Нет, ты грамотный, пёс! Ты умел для купца бумагу составить, обмануть нас умел.
— И припрятать бумагу сумел, — подсказал Бухаир.
— Где бумага?! Где купчая крепость?! — в бешенстве закричал Юлай. Он подскочил к приказчику, схватил его за глотку и дрожащей рукой шарил на поясе нож.
— Ой, пусти, все скажу, — прохрипел приказчик. — Тут она, в управительской комнате, в тайничке. Дозволь принесу… Принесу…
Юлай отпустил приказчика и послал вместе с ним за бумагою Бухаира.
Вот оно и пришло, возмездие! Вот милость аллаха! Неправедные дела русского купца все пошли прахом! С этой бумаги все зло началось, ею оно и окончится: сгорит купчая крепость, разрушатся в прах построенные на башкирской земле заводы, сгорят заводские деревни, уйдут чужеродные люди, и снова спокойным и мирным будет лежать Урал, тревожимый только клёкотом горных орлов, блеянием коз, ржанием коня, задумчивой песней курая да на заре протяжными молитвенными призывами муэдзина.