Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры

Бушмин Алексей Сергеевич

В зависимости от объекта, замысла и цензурных условий в произведениях одного и того же времени фантастический элемент то ослабевал, то усиливался. С другой стороны, в творчестве сатирика в период от 50-х до 80-х годов наблюдается последовательное нарастание фантастического элемента.

После «Истории одного города» дальнейшие взлеты щедринской сатирической фантастики связаны с «Современной идиллией» и «Сказками». И это, конечно, следует объяснить тем, что сатира Салтыкова в ходе времени приобретала все большую политическую остроту и пробивала себе дорогу к читателю через все большие цензурные препятствия.

В творчестве сатирика происходило не только нарастание фантастического

элемента, но и все более тесное сближение его с фантастикой народных сказок и постепенное обособление его в самостоятельный жанр сказки, как такую литературную форму, которая, с одной стороны, предоставляла наилучшие возможности для реализации всех функций сатирической фантастики, а с другой — была наиболее доступна широкому читателю.

Жанр народной сказки явился именно той литературной формой, где и мотивировка переходов от реальности к фантастике, и различные функции фантастического элемента нашли свое наиболее поэтическое выражение.

Фантастика, являвшаяся эффективным приемом изображения и осмеяния социального зла, попутно выполняла также свою роль и в сложной системе художественных средств, применявшихся сатириком в борьбе с цензурой.

Передовая русская литература жестоко преследовалась самодержавием. В борьбе с цензурными гонениями писатели прибегали к обманным средствам. «С одной стороны, — говорит Щедрин, — появились аллегории, с другой — искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками. Создалась особенная рабская манера писать, которая может быть названа Езоповскою, — манера, обнаруживавшая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств» (XV, 340—341).

Салтыков-Щедрин, до конца дней своих остававшийся на боевом посту политического сатирика, довел эзоповскую манеру до высшего совершенства и стал самым ярким ее представителем в русской литературе.

Последовательный демократ и социалист, он был одним из самых воинствующих и бескомпромиссных борцов против самодержавия и расплачивался за это упорным и злобным преследованием со стороны бичуемого врага. Ни один из русских писателей прошлого века не подвергался столь длительным, систематическим и ожесточенным цензурным притеснениям, как Салтыков.

Вследствие цензурных преследований многие замыслы сатирика не могли быть осуществлены, некоторые из написанных произведений не могли своевременно увидеть света, целый ряд произведений дошел до читателя в искалеченном виде, многое высказано писателем не с той силой ясности, как он хотел бы и мог. Естественно поэтому, что исследователи, изучавшие цензурные условия литературной деятельности Салтыкова, обращали преимущественное внимание на тот ущерб, который наносился произведениям сатирика, вынужденного приспосабливаться к параграфам закона о печати, делать уступки, самоограничивать свои творческие замыслы, смягчать остроту пропагандируемых идей и т. д.

Между тем представляется возможным взглянуть на дело несколько иначе, не столь односторонне. Великий сатирик был и жертвой, и героем борьбы с цензурой. Он является ярким представителем тех оригинальных художников слова, которые формировались в обстановке терзавшего их политического режима. Действуя под гнетом цензуры, Салтыков не отступал от своих идейных убеждений, а боролся с препятствиями художественными средствами. В этой борьбе складывалась, крепла, видоизменялась и совершенствовалась художественная форма его произведений. Важно поэтому учитывать не только следы непосредственного цензурного вмешательства в произведения сатирика или явно наблюдаемые действия, предпринятые автором под давлением тех или иных конкретных предписаний

цензурного устава, но и то внутреннее творческое состояние, которое вызывалось постоянной необходимостью пробивать дорогу к читателю, проявлять необычную изобретательность, каждый раз выступать новатором стиля. Поэтому, несмотря на все утраты, понесенные сатириком, целесообразно взглянуть на историю борьбы Салтыкова с цензурой прежде всего как на историю огромных побед художника.

Вынужденный в поисках выхода для мысли, «не умирающей и под игом безумия», постоянно одолевать трудные барьеры, Щедрин выработал для пропаганды революционно-демократических взглядов сложную, гибкую, богатую оригинальными средствами и приемами художественную тактику и потому, несмотря на огромный материальный перевес враждебных сил, одерживал над ними идейные победы. Сатирика выручал дар его неистощимой изобретательности в области искусства слова.

Композиция циклов и отдельных произведений Салтыкова, фигура условного автора-повествователя, структура образов, поэтические аллегории, элементы гиперболизма и фантастики, художественная стилистика (лексика, фразеология, тропы и т. д.) — все это в известной мере отражает в себе противоцензурные соображения, которыми руководствовался сатирик в своей творческой работе.

Во многих произведениях Салтыкова двигателями повествования выступают рассказчик и его постоянный спутник и дружественный оппонент Глумов. Они олицетворяют типы либералов-приспособленцев и в этом качестве попадают под огонь сатирика. Вместе с тем рассказчик и Глумов, находящиеся в состоянии тайной оппозиционности к политическому режиму, нередко служат проводниками собственных взглядов Салтыкова.

Своеобразие этих персонажей в щедринской сатире заключается как раз в их противоречивой, двойственной функции. Они одновременно являются и объектом обличения, и своеобразным орудием обличения, передают настроения Салтыкова, образуют в совокупности его лирическое «я», объективированное в двух персонажах. Поэтому диалоги рассказчика и Глумова — это большей частью драматизированные монологи Салтыкова, способ наглядного, объективированного в образной форме, доведения взглядов и настроений писателя до читателя.

Рассказчик и Глумов играют также значительную роль в эзоповской системе сатирика, в сложной тактике обходов цензурных препятствий. И в этом смысле особенно показательна «Современная идиллия», где рассказчик и Глумов выступают в качестве главных действующих лиц. Когда они действуют и говорят публично во имя восстановления своей «благонамеренной» политической репутации, получается картина пародийного саморазоблачения реакционной действительности и приспособленченской тактики перепуганного либерализма. Когда же они тайно, наедине, за закрытыми дверями обретают способность к фрондерству.

проявляют признаки оппозиционности, то оказываются удобными в цензурном отношении псевдонимами сатирика, и последний вкладывает в их уста свои собственные слова, выражает через них свои собственные настроения.

В 80-е годы — годы жесточайшей правительственной реакции — неоднократно прежде применявшаяся маска умеренного либерала оказывалась уже недостаточным, слишком прозрачным прикрытием. И вот в поисках выхода из самых затруднительных в цензурном отношении ситуаций сатирик в «Современной идиллии», а затем в «Сказках» прибегает к приему неожиданному и дерзновенному. Самые резкие свои нападки на политическую реакцию, на правящие верхи сатирик вкладывает в уста таких персонажей, которые в отличие от рассказчика-либерала уже не имеют никаких точек идейного сближения с автором и потому не могут вызвать политических подозрений правительства.