Сальватор. Том 1
Шрифт:
– Да, сударь, – без улыбки произнес Сальватор, – и я нижайше благодарен ему за это.
Потом в прежнем тоне он продолжал:
– Хотя чудо не так уж велико, как может показаться на первый взгляд, в чем вы сейчас убедитесь.
– Я слушаю.
– Вижу, вижу.. Итак, я отнес секретер домой.
– Унесли?
– Ну конечно! На ремнях… я же комиссионер! – улыбнулся Сальватор.
– Верно, – едва сдерживая смех, согласился Лоредан.
– Когда я принес секретер – я так любил его когда-то! – меня, как вы понимаете, охватило желание как следует его осмотреть. Я выдвигал один за другим все ящички, отпирал замочки, исследовал все сверху донизу.. Вдруг я заметил, что
Лоредан не отрывал от Сальватора горящего взора.
– Интересно, не правда ли? – продолжал Сальватор. – Ну, не стану вас томить. Ящик был с секретом, но я его разгадал и открыл.
– Что там было?
– Одна-единственная бумага.
– И эта бумага?..
– …оказалась тем самым документом, который мы так долго искали, дорогой кузен!
– Завещание? – вскричал Лоредан.
– Завещание!
– Завещание маркиза?
– Завещание маркиза, по которому тот оставляет своему крестнику Конраду все свое достояние, движимое и недвижимое, при условии, что он наследует титул, имя и герб главы семейства Вальженезов.
– Невероятно! – воскликнул Лоредан.
– Вот завещание, кузен, – сказал Сальватор-и вынул из кармана бумагу.
Лоредан невольно выбросил руку вперед, собираясь ее схватить.
– О нет, дорогой кузен, – возразил Сальватор, прижимая бумагу к груди. – Этот документ, как вы понимаете, должен оставаться в руках того, чьи интересы он охраняет, но я не прочь вам его прочесть.
И Сальватор начал:
«Настоящий документ является моим собственноручным завещанием, точная копия с которого будет передана завтра в руки г-на Пъера-Николя Баратто, нотариуса, проживающего на Вареннской улице в Париже. Оба документа, написанные моей рукой, имеют силу оригинала.
Подпись: Маркиз де Валъженез.
Дня 11 месяца июля 1821 года».
– Читать дальше? – спросил Сальватор.
– Нет, сударь, не нужно, – пролепетал Лоредан.
– Да вы сами знаете, что там написано, не так ли, кузен?
Однако я хотел бы знать, просто из любопытства: сколько вы заплатили за это знание господину Баратто?
– Сударь! – вскричал граф, поднимаясь с угрожающим видом.
– Возвращаюсь к своему мнению, кузен, – продолжал Сальватор, будто не замечая движения г-на де Вальженеза. – Как я уже сказал, творить добро – дело, которое приносит удачу. Я мог бы прибавить, что творить зло – значит навлекать на себя несчастье.
– Сударь! – повторил Лоредан.
– Ведь если бы вы не причинили зла, похитив Мину, – не теряя хладнокровия, продолжал Сальватор, – мне бы не пришло в голову делать добро, спасая ее; мне не понадобились бы почтовые лошади, не пошел бы я по улице Женер, не узнал бы секретер, не купил бы его, не открыл бы его секрет и, наконец, не нашел бы завещания, позволяющего мне сказать вам: дорогой кузен, вы совершенно свободны, но предупреждаю, что если у меня появится малейший повод быть вами недовольным, я обнародую это завещание, то есть разорю вас, вашего отца, вашу сестру! Если же вы не станете мешать влюбленным, которым я покровительствую, продолжать путь и жить счастливо за границей, что ж… В мои планы входит остаться комиссионером еще на год-два, на три года, может быть, а вы понимаете: пока я буду комиссионером, мне не понадобятся двести тысяч ливров ренты, потому что я зарабатываю пять-шесть франков в день. Итак, мир или война, выбирайте, кузен;
С этим пожеланием Сальватор покинул своего кузена Лоредана и вышел, оставив дверь незапертой, а Жана Бычье Сердце и Туссена Бунтовщика увел с собой, чтобы г-н де Вальженез видел: он волен остаться или уйти.
Х.
Новый персонаж
Посмотрим теперь, что происходило на Упьмской улице в доме номер десять через несколько дней после событий, о которых мы только что рассказали.
Если только наши читатели следили с некоторым вниманием за многочисленными сценами нашей драмы и обладают памятью, они, несомненно, вспомнят, что колдунья с улицы Трипре переехала в квартиру, снятую, меблированную и обставленную Петрусом в доме номер десять по Упьмской улице; вместе с Брокантой переехали, разумеется, Розочка, Баболен, ворон и дюжина собак.
Комната, в которой жила теперь старая цыганка – музей редкостей и в то же время колдовской приют, – предлагала, как мы уже говорили, изумленному взору посетителя среди прочих невероятных предметов колокольню, служившую домиком или гнездом ворону, а также разнообразные бочки, в которых спали собаки.
В наше намерение как автора этой книги – да простят нам это небольшое отступление – входит не только (как видно из темы, которую мы сейчас затрагиваем) заставлять читателя бегать вместе с нами, перескакивать со ступеньки на ступеньку общественной лестницы, посещая всех, начиная от папы Григория XVI, к которому мы еще заглянем в свое время, до старьевщика Костыля, и от короля Карла Десятого до кошкодава; но и время от времени мы рассчитываем совершать экскурсии в низшие миры, отведенные животным.
Мы уже имели случай убедиться в необыкновенных способностях ворона Фареса, пса Бразила, или Роланда; и если первый из них оставил нас более или менее равнодушными, учитывая незначительную роль, отведенную ему в описанных нами событиях, то другой, напротив, – и в этом мы ничуть не сомневаемся! – завоевал симпатии читателя.
И ничего нет удивительного в том, что, сделав первый шаг среди низших созданий, среди братьев наших меньших, как называет их Мишле, мы сделаем и второй шаг, расширяя и без того широкий круг, внутри которого мы действуем.
Чего же вы хотите, дорогие читатели! Мне было дано, к отчаянию директоров театров и издателей, а может быть и к вашему огорчению, сочинять драмы в пятнадцать картин и романы в десять – двенадцать частей! Это вина не моя, а моего темперамента и воображения.
Итак, мы перенеслись с вами в этот час на Упьмскую улицу и оказались среди собак Броканты, просим вашего позволения познакомить вас с одним из этих животных Речь идет о любимой собаке самой колдуньи. У колдуний вообще вкусы странные: не являются ли они колдуньями именно благодаря своим вкусам? А может быть, странные вкусы появились у них оттого, что они колдуньи? Этого мы не знаем и оставляем этот важный вопрос на суд более опытного человека.
Больше других собак наша колдунья любила дрянного черного пуделька. Судим мы о нем, разумеется, с позиций человеческой гордыни: с точки зрения природы дрянных животных не бывает.
Дело в том, что на взгляд любого человека – о природе судить не беремся – песик этот был до крайности безобразен: маленький, коротконогий, грязный, да притом же злой, ворчливый, требовательный – словом, он соединял в себе все пороки старого мальчика и, как и положено, вызывал ненависть у всех своих товарищей.