Сальватор
Шрифт:
– Да, черт побери! Да, я – ваш близкий враг! Да, смертный враг, враг зла, мсье Рапт!
И теперь Петрюсу приходилось расставаться со всеми знаками процветания, со всей роскошью, всеми преимуществами богатства, к которым он привык за прошедшие полгода!
Повторяем, положение было удручающее.
О, бедность, бедность! Сколько ты погубила сердец, готовых распуститься! Сколько цветов расцветших сердец полегло под твоей косой и разлетелось лепестками по ветру! Бедность, ты, мрачная богиня, пахнешь смертью и имеешь такую же косу!
Конечно,
Знаете ли вы, что происходит с путешественником, который теряется в катакомбах, с путешественником, который, изнемогая от усталости, садится на голый камень, на древнюю могилу и с покрытым потом лбом тревожно озирается вокруг и прислушивается: не увидит ли он какой-нибудь свет, не услышит ли какой-нибудь шум. И когда он видит свет, когда слышит шум, он встает со словами «Может быть!».
То же самое происходило и с Петрюсом: для него показался слабый свет в конце длинного темного туннеля.
– Может быть!.. – сказал он себе. – Никакой ложной стыдливости! При первой же нашей встрече я расскажу ей все: и про мое глупое тщеславие, и про занятое в долг богатство.
Хватит мучиться ложной гордостью! Для меня единственное тщеславие, единственная гордость – это работа во имя нее. Я положу к ее ногам мой успех. Она ведь не похожа на обычных женщин. И может быть… может быть, она полюбит меня еще сильнее.
О, прекрасная молодость, через которую надежда проходит, словно луч солнца сквозь кристалл! О, пленительная птица, поющая о печали, когда она не может больше петь о радости.
Несомненно, Петрюс думал так, чтобы поддержать в себе принятое им решение. Думал он еще о многом, чего повторять здесь мы не станем. Скажем только, что, разговаривая так с самим собой, он снял с себя дорожный костюм, взял элегантный костюм для утренних визитов и быстро переоделся.
Затем, не заходя в мастерскую, где слышалось поскрипывание сапог и разговоры посетителей, он спустился по лестнице, отдал ключ от своей комнаты консьержу, который вручил ему в обмен маленький конверт. Взглянув на него, Петрюс узнал почерк дяди.
Тот приглашал его к себе на ужин в тот же день, когда Петрюс вернется в Париж. Генералу явно не терпелось узнать, пошел ли на пользу племяннику преподанный им урок.
Петрюс велел консьержу немедленно отправиться в особняк Куртенэ, сообщить дяде о том, что он вернулся, и сказать, что племянник будет рад навестить генерала ровно в шесть часов вечера.
Глава LXVIII
Песня радости
Мы не сказали вам, почему Петрюс сменил одежду и куда он направлялся. Но читатель уже, очевидно, догадался обо всем сам.
Петрюс вышел из комнаты, чувствуя, что у него выросли крылья. На секунду задержавшись у консьержа, чтобы дать ему уже изложенное нами поручение, он, как обычно, спросил, нет ли для него еще каких-нибудь писем. Бегло просмотрев те три или четыре письма,
Это было письмо Регины, присланное ею в Сен-Мало.
Молодые люди обменивались посланиями ежедневно: Петрюс адресовал письма няне Манон, а Регина писала непосредственно Петрюсу.
В своем исключительном положении Регина почерпнула силы, которые смогли несколько скрасить горечь их разлуки.
И все же Петрюс сам попросил ее не писать ему во время его отсутствия: если бы какое-либо письмо затерялось или было украдено, оно погубило бы их обоих.
Молодой человек прятал письма от Регины в маленький железный сейф великолепной работы, вмонтированный в один из сундуков.
Само собой разумеется, что этот сундук не подлежал продаже на предстоящих торгах: он был священным. Петрюс с религиозно-любовным поклонением относился к некоторым своим вещам. А когда человек действительно влюблен, он никогда не пойдет на святотатство и не продаст милый сердцу предмет.
Если бы человек с двадцати до пятидесяти лет прожил в одной и той же квартире, с одной и той же мебелью, он смог бы по этой мебели восстановить в памяти малейшие подробности своей прошлой жизни. К несчастью, человек время от времени испытывает настоятельную потребность сменить место жительства и обновить меблировку.
Отметим также, что с ключом от этого сейфа Петрюс не расставался ни на минуту: он носил его на шее на золотой цепочке. А слесарь, который этот сейф смонтировал, уверил Петрюса в том, что ни один медвежатник не сможет его вскрыть.
Поэтому у Петрюса на этот счет не было никакого беспокойства.
Однако, подобно тому, как французские короли ждали на ступеньках склепа Сен-Дени, когда другие придут им на смену, так и письмо Регины оставалось в кармане у сердца Петрюса в ожидании, пока его не сменит другое письмо. И только тогда предыдущее послание присоединялось к своим собратьям, томящимся в железном сейфе, который, пока Петрюс был в Париже, открывался ежедневно для того, чтобы принять новое поступление, то есть письмо, полученное накануне.
Итак, поцеловав письмо и положив его назад в нагрудный карман, Петрюс в буквальном смысле слова перескочил через порог и помчался вверх по улице Нотр-Дам-де-Шам, потом свернул на улицу Шеврез и оказался на внешнем бульваре.
Есть ли необходимость говорить о цели его путешествия?
Петрюс быстрым шагом прошел по бульвару Инвалидов и остановился за несколько шагов до решетки ограды, за которой находился особняк маршала де Ламот-Удана.
Осмотрев бульвар и убедившись в том, что на нем почти никого не было видно, Петрюс решился пройти мимо ограды.