Сальватор
Шрифт:
— Довольно! — остановила ее г-жа де Маранд. — Ступайте и никогда больше не смейте показываться мне на глаза! Вот вам двадцать пять луидоров, — прибавила она, доставая из шифоньера сверток золотых монет. — И чтобы завтра утром вас не было в доме.
— Сударыня! Когда людей выгоняют, им хотя бы объясняют причину! — возвысила голос камеристка.
— А я не желаю ничего вам объяснять. Возьмите деньги и ступайте прочь.
— Хорошо, сударыня, — прошипела камеристка, взяла деньги и бросила на хозяйку полный ненависти взгляд. — Я буду иметь честь обратиться
— Господин де Маранд повторит вам то же, что вы слышали от меня. А пока ступайте вон, — строго приказала молодая женщина.
Тон, которым все это произнесла г-жа де Маранд, жест, которым сопровождала свои слова, не допускали возражений. Мадемуазель Натали вышла, хлопнув дверью.
Оставшись одна, г-жа де Маранд разделась и поскорее легла, охваченная противоречивыми чувствами, которые легко угадать, но трудно описать.
Не прошло и пяти минут, как послышался негромкий стук в дверь.
Она непроизвольно вздрогнула и инстинктивно прикрыла свечу гасильником из золоченого серебра. Соблазнительная спальня, которую мы уже описывали ранее, освещалась теперь лишь опаловым светом лампы богемского стекла, горевшей в небольшой оранжерее.
Кто мог стучать в такое время?
Не камеристка: она бы не осмелилась.
Не Жан Робер: никогда ноги его не было, во всяком случае ночью, в этой спальне, являвшейся частью супружеских покоев.
Не г-н де Маранд: в этом отношении он был скромен не менее Жана Робера и не заходил в спальню к жене после десяти часов вечера, если не считать той ночи, когда пришел дать совет остерегаться монсеньера Колетти и г-на де Вальженеза.
Уж не Вальженез ли это?
От одной этой мысли молодая женщина задрожала всем телом и настолько обессилела, что не могла ответить. К счастью, стучавший подал голос и поспешил ее успокоить.
— Это я, — сказал он.
Госпожа де Маранд узнала голос мужа.
— Входите, — пригласила она, совершенно успокоившись и почти весело.
Господин де Маранд вошел с подсвечником, хотя свеча в нем не горела, и направился прямо к постели жены.
Он взял ее руку и поцеловал.
— Простите за поздний визит, — извинился г-н де Маранд. — Но я узнал о вашем возвращении, а также о понесенной вами тяжелой утрате — кончине вашей тети, и пришел выразить вам свои соболезнования.
— Благодарю вас, сударь, — произнесла молодая женщина, несколько удивившись этому ночному визиту и пытаясь найти ему причину. — Однако, — продолжала она с сомнением, которое не могло смутить ее неизменно снисходительного мужа, — неужели вы только из-за этого потрудились ко мне зайти? Вам больше нечего мне сказать?
— Отчего же нет, дорогая Лидия, мне еще многое нужно вам сообщить.
Госпожа де Маранд посмотрела на мужа с некоторым беспокойством.
Это беспокойство не ускользнуло от внимания банкира, и он попытался успокоить ее прежде всего улыбкой, а затем сказал:
— Во-первых, я хотел попросить у вас огня.
— Огня? — удивилась молодая женщина.
— Разве вы не видите, что моя свеча погасла?
— А
— Разумеется. Но перед разговором мне нужно произвести очень важные поиски.
— Важные поиски? — переспросила г-жа де Маранд.
— Вы, может быть, слышали, дорогая Лидия, когда находились в Пикардии или уже вернулись в особняк, что меня назначили министром финансов?
— Да, сударь, и я вас искренне поздравляю.
— Откровенно говоря, поздравлять меня не с чем, дорогая, но я побеспокоил вас в такой час вовсе не затем, чтобы сообщить эту новость. Итак, я теперь министр финансов. А министр без портфеля — почти то же, что министр финансов без финансов. Я, дорогая, потерял свой портфель.
— Не понимаю, — сказала г-жа де Маранд, в самом деле не догадывавшаяся, куда клонит ее муж.
— А ведь это очень просто, — продолжал г-н де Маранд. — Я поднимался к вам с намерением побеседовать несколько минут, как я уже имел честь вам сообщить. Я спокойно поднимался с подсвечником в руке и портфелем под мышкой, как вдруг какой-то человек, торопливо сбегавший от вас с лестницы, сильно меня толкнул. Мой портфель упал, свеча погасла. Вот почему я прошу вашего позволения зажечь мою свечу и отправиться на поиски своего портфеля.
— Кто же был этот человек? — неуверенно проговорила г-жа де Маранд.
— Понятия не имею. Во всяком случае, я собирался достаточно круто обойтись с ним, так как мне вначале показалось, что это вор, который хочет добраться до моей кассы. Однако я подумал, что, может быть, этот человек замышлял что-то против вас, и пришел справиться, чтобы принять окончательное решение по поводу этого господина.
— А вы его узнали? — невнятно произнесла г-жа де Маранд.
— Да, так мне, по крайней мере, кажется.
— И… и… могу ли я вас спросить?..
Слова застыли у нее на устах. Она трепетала при мысли, что муж встретил Жана Робера.
— Разумеется, вы можете спросить, кто это был, — отвечал г-н де Маранд. — Полагаю, что именно это вы хотели узнать. Это был господин де Вальженез.
— Господин де Вальженез! — повторила молодая женщина.
— Да, он, — подтвердил г-н де Маранд. — А теперь, дорогая Лидия, вы позволите мне зажечь свечу?
И г-н де Маранд зажег свою свечу от небольшой лампы в оранжерее, а затем, приподняв портьеру, исчез со словами:
— До скорой встречи, сударыня, я сейчас вернусь.
— Вернусь… — машинально повторила г-жа де Маранд.
Что же будет? О чем г-н де Маранд намерен говорить с женой? Нельзя сказать, что банкир выглядел враждебно, но кто может что-нибудь понять по лицу банкира?
О чем все-таки пойдет речь? Несомненно, выходка г-на де Вальженеза могла внести смятение в душу г-на де Маранда. Он предоставлял жене полную свободу, однако с условием избегать всяческого скандала.
Но разве причиной скандала явилась несчастная женщина? А если так, то мог ли столь беспристрастный, даже снисходительный человек, как г-н де Маранд, обвинить ее?