Сальватор

Дюма Александр

— Хорошо. А где взять лошадей?

— На почтовой станции, сударыня, — сказал каретник, усмехнувшись про себя вопросу г-жи де Розан.

— Вы можете за ними послать?

— Да, сударыня.

— И доставить запряженный экипаж к моему дому?

— Разумеется, сударыня. К которому часу прикажете подать?

Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее, отъезд Сюзанны и Камилла, было назначено на три часа. Надо было выехать спустя час или хотя бы через полчаса после них.

— В половине четвертого, — приказала она, передавая

каретнику свою карточку.

Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:

— Надо бы уладить еще один вопрос.

— Какой? — удивилась креолка.

— Сторговаться бы надо! — расхохотался торговец.

— Я не намерена с вами торговаться, господин каретник, — возразила гордая креолка, доставая из кармана бумажник. — Сколько я вам должна?

— Две тысячи франков, — ответил каретник. — Будьте уверены: вы получите отличную коляску — элегантную, легкую и надежную. В такой коляске вы сможете ехать на край света.

— Возьмите, сколько нужно, — предложила креолка, протягивая бумажник.

Торговец взял два тысячефранковых билета и стал униженно кланяться, как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.

— Ровно в половине четвертого, — выходя от каретника, предупредила креолка.

— Ровно в половине четвертого, — повторил каретник, поклонившись до самой земли.

Вернувшись домой, г-жа де Розан застала Камилла: он ожидал ее к обеду.

— Ходила за покупками, милая? — целуя ее, спросил он.

— Да, — ответила креолка.

— Для нашего путешествия?

— Для нашего путешествия, — подтвердила она.

За обедом Камилл острил и, развлекая жену, употребил все «хлопушки», имевшиеся в его арсенале. Креолка пыталась улыбнуться, но при этом дважды или трижды судорожно схватилась за столовый нож, глядя на мужа. Тот ничего не замечал.

После обеда — было около половины третьего — Камилл вдруг встал и сказал:

— Поеду-ка в Булонский лес!

— К ужину не вернешься? — спросила г-жа де Розан.

— Мы поздно обедали, — заметил Камилл. — Но если хочешь, дорогая, мы поужинаем вместе, только попозже. И сделаем это в твоей спальне, — прибавил он вкрадчиво, — пусть это будет воспоминанием о прекрасных ночах в Луизиане.

— Хорошо, Камилл, поужинаем попозже, — мрачно повторила креолка.

— До вечера, любовь моя! — попрощался креол; поцелуй его впервые за последние недели был так горяч и продолжителен, что г-жа де Розан невольно вздрогнула.

Женщина редко ошибается относительно истинного значения поцелуя. Госпожа де Розан вообразила на мгновение, что еще любима, и испытала дикую радость: он умрет, оплакивая ее!

Она вернулась к себе в спальню, побросала кое-какие вещи в сумку, потом достала из ящика пистолеты и кинжал.

— О Камилл, Камилл! — глухо пробормотала она, поглядывая на кинжал; в глазах ее, казалось, сверкали молнии. — В меня вселился дух мести, и уже некогда укоротить ему крылья! Если бы я и захотела тебя спасти — слишком поздно! Голос, повелевающий мне: «Нанеси удар!» — через несколько часов скажет тебе:

«Искупи свою вину!» О Камилл! Я так тебя любила и еще люблю! Но, увы, более сильная воля, чем моя, повелевает мне за себя отомстить! Сам знаешь, я тебя предупреждала и хотела защитить от своего справедливого гнева! Я говорила тебе: «Уедем! Вернемся под родные небеса! У первого же придорожного дерева мы вновь обретем нашу цветущую любовь!» — но ты не захотел ничего слушать, ты решил от меня сбежать, обманув меня. О Камилл! Камилл! Это я должна была зваться Камиллой, потому что чувствую, как закипает в моих венах кровь при мысли о мести, и, как римская Камилла, я проклинаю с любовью в душе!

В эту минуту вошла камеристка и доложила, что к отъезду все готово.

— Хорошо, — коротко отозвалась креолка, вкладывая кинжал в ножны и пряча его в карман.

Она сложила на груди руки и взмолилась:

— Господь Всемогущий, дай мне силы довести мою месть до конца!

Она завернулась в широкий плащ и, обратившись к камеристке, уронила единственное слово:

— Едем!

Креолка решительно прошлась по комнатам, окинув прощальным взглядом мебель, картины и разнообразные предметы — свидетелей первых и последних часов ее любви.

Она сбежала по лестнице и очутилась во дворе, где били копытами лошади, запряженные в почтовую карету.

— Тройные прогонные, если поедете в три раза быстрее, — садясь в коляску, пообещала она форейтору.

Карета вылетела из главных ворот особняка: форейтор хотел честно заработать свои деньги.

Не станем рассказывать о путевых впечатлениях креолки. Находясь во власти неизбывной тоски, она не замечала ни крыш домов, ни церковных колоколен, ни придорожных деревьев. Ее взгляд был обращен внутрь, и она видела, как кровь по капле сочится из ее израненной души. Всю дорогу креолка заливалась слезами.

В шесть часов она нагнала карету с беглецами и почти в одно время с ними прибыла среди ночи в Гавр. От их форейтора она узнала, что они остановились в «Королевской гостинице», на набережной.

— В «Королевскую гостиницу»! — приказала она своему форейтору.

Через десять минут она устроилась в одной из комнат отеля. В следующей главе мы расскажем о том, что она увидела и услышала.

XXX

ЧТО МОЖНО УЗНАТЬ, ПОДСЛУШИВАЯ ПОД ДВЕРЬЮ

— Дайте госпоже десятый номер! — приказала горничной хозяйка гостиницы.

Десятый номер был расположен посреди второго этажа.

Горничная помогла г-же де Розан расположиться в комнатах. Она собиралась уйти, когда креолка знаком приказала ей задержаться.

Горничная послушно вернулась к креолке.

— Сколько вы получаете в год, служа в этой гостинице? — спросила г-жа де Розан.

Горничная не ожидала такого вопроса. Она не знала, что сказать. Вероятно, она вообразила, что молодая и богатая иностранка собирается взять ее к себе на службу. Она поступила, как каретник, то есть приготовилась удвоить сумму.