Сальватор

Дюма Александр

Она была в этот день поистине восхитительна, наша принцесса Ванврская: алые розы щек, белые розы в прическе, жаркие губы, горящие глаза. Ее белая, немного длинная шея томно склонялась, как у лебедя; пышная грудь вздымалась от волнения.

Девушка была достаточно хороша и достаточно декольтирована, чтобы пробудить желание; окутанная голубой газовой вуалью, падавшей до самых пят, она невыразимо манила к себе, словно лазурный грот, в голубой эфир которого бросаешься очертя голову, не думая о возвращении.

Господин де Маранд был далек от того, чтобы недооценивать

прелести этого зрелища, но еще дальше он был от того, чтобы их вкушать. Для него главное заключалось не в том — выйдет или не выйдет он из лазурного грота; главным было вступить на этот путь. Однако он решил не подавать виду и изо всех сил старался изобразить страсть.

Принцесса Ванврская — а она была женщиной до кончиков ногтей — на какое-то время впала в заблуждение. В душе она винила себя в холодности г-на де Маранда, относя его сдержанность на счет презрения, с каким банкир, должно быть, относился к ней.

Она попыталась ему помочь, обвиняя себя в легкомыслии, исповедуясь в собственных грехах, обещая исправиться и в будущем жить достойно, чтобы заслужить уважение благородного человека. Тщетная попытка, пустые усилия.

Господин де Маранд в страстном порыве сжал ее в объятиях и воскликнул:

— До чего же ты хороша, детка!

— Льстец! — заскромничала Шант-Лила.

— Я знаю не много столь же прелестных созданий, как ты.

— Вы меня не презираете?

— Чтобы я тебя презирал, принцесса?! — проговорил банкир, осыпая поцелуями ее руки от запястий до плеч.

— Значит, вы меня немножко любите?

— Люблю ли я тебя, моя красавица? Даже слишком!

Он приобнял девушку за шею и, любовно (насколько ему это удавалось) на нее поглядывая, сказал:

— Клянусь весной, цвета которой ты носишь! Клянусь цветком, чье имя ты позаимствовала! Я люблю тебя безгранично, принцесса. Я считаю, что ты одно из пленительнейших созданий, которые мне доводилось видеть в жизни. Ты удивительно похожа на одну из очаровательных девушек, украшающих свадебный пир в Кане Галилейской на картине Паоло Веронезе. Но я напрасно ищу, на кого ты похожа. Ты не похожа ни на какую другую женщину, только на себя. Вот почему я отношусь к тебе с такой нежностью; если немного постараешься, ты прочтешь это в моих глазах.

— В ваших глазах!.. Да!.. — невесело усмехнулась Шант-Лила.

Господин де Маранд встал и, прильнув к губам принцессы Ванврской, в утешение поцеловал ее более пылко, чем обыкновенно.

Девушка откинула голову назад и тихо прошептала или, вернее, выдохнула три слова, так много значащие в устах влюбленной:

— О мой друг!.. О мой друг!

Но друг, который в данных обстоятельствах был, несомненно, недостоин этого звания, то ли испугавшись по одному ему известным причинам слишком далеко зайти в этом деле, то ли будучи уверенным в том, что не сможет зайти достаточно далеко, собрался уже отступить, как вдруг случай, этот помощник умных людей, прислал ему подкрепление: в будуаре гризетки вдруг зазвенел звонок.

— Звонят, принцесса, — заметил г-н де Маранд и просиял.

— Да, в самом деле, кажется, звонили, — слегка

смутившись, отвечала Шант-Лила.

— Вы кого-нибудь ждали? — спросил банкир, притворяясь недовольным.

— Клянусь, нет, — ответила гризетка, — если хотите, можете прогнать звонившего: вы окажете мне этим настоящую услугу. Я отпустила камеристку и сама не могу сказать, что меня нет дома.

— Это более чем справедливо, принцесса, — улыбнулся г-н де Маранд. — Пойду прогоню докучного гостя.

Он направился к выходу, благословляя существо, кем бы оно ни оказалось, вызволившее его из затруднительного положения.

Спустя мгновение он вернулся.

— Угадайте, кто там, принцесса, — сказал он.

— Графиня дю Баттуар, конечно?

— Нет, принцесса.

— Моя кормилица, может быть?

— Не угадали.

— Моя портниха?

— Тоже нет: молодой человек.

— Кредитор?

— Кредиторы бывают старыми, принцесса! Молодой человек может быть только должником хорошенькой женщины.

— Возможно, это мой кузен Альфонс! — покраснела Шант-Лила.

— Нет, принцесса. Этот приятный молодой человек явился, как он говорит, от господина Жана Робера.

— A-а, понимаю. Это бедный юноша, которому нечем заплатить за билет в театре Порт-Сен-Мартен, и он пришел просить у меня протекции Жана Робера. Они земляки. Но это очень робкий молодой человек, он не смеет обратиться с просьбой к земляку… и…

— …и пришел с просьбой к вам, — закончил г-н де Маранд. — Клянусь честью, юноша абсолютно прав, принцесса. Он просто очарователен. Так вы говорите, он беден?

— Так же беден, как молод.

— Зачем он приехал в Париж?

— Искать удачи.

— Вы хотите сказать, большой удачи, принцесса, потому что он обратился к вам. Он что-нибудь знает… помимо… естественных наук?

— Он умеет читать и писать… как все.

«Как все — это сильно сказано», — подумал г-н де Маранд, знакомый с почерком и стилем гризетки.

— Не умеет ли он, случайно, считать? — продолжал банкир вслух.

— Он получил звание барколавра словесности! — с гордостью проговорила Шант-Лила.

— Ну, если он действительно получил звание барколавра, — я обещаю дать ему подходящую барку.

— Вы готовы сделать это для него, хотя даже не знакомы с ним? — вскричала Шант-Лила.

— Я сделаю это для вас, хотя знаком с вами недостаточно… — галантно проговорил г-н де Маранд. — Можете прислать его ко мне завтра в министерство. Если он так же умен, как приятен, я обещаю устроить его будущее. Кстати, поговорим заодно и о вашем будущем, чтобы впредь избежать такого беспокойства, как сегодня. Боюсь, вы заблуждаетесь, принцесса, относительно роли, которую я просил вас сыграть в моей жизни. Я человек очень занятой, принцесса, и государственные дела, не говоря о моих личных, поглощают меня настолько, что мне непозволительно, как обыкновенному человеку, заниматься пустяками. С другой стороны, я вынужден из политических соображений, которые слишком долго было бы вам объяснять, делать вид, что у меня есть любовница. Вы меня понимаете, принцесса?