Сальватор
Шрифт:
Но более всего внимание зрителей занимали персонажи, занимавшие левую из двух лож.
Вы, может быть, не помните, дорогие читатели (признаться, мы и сами вспоминаем о ней с трудом), восхитительную танцовщицу по имени Розена Энгель, на чьем бенефисе в Венском императорском театре мы с вами присутствовали.
Именно она сидела в середине ложи и была одета в платье из белого газа, переливающееся жемчугом, драгоценными камнями, бриллиантами. Справа от нее (на сей раз в черном фраке) сидел тот самый человек, которого мы видели в венском театре; тогда он был в белом кашемировом одеянии, расшитом золотом и жемчугом,
Слева от синьоры Розены Энгель, оттеняя ее наряд — как и генерал, он был одет в черное, — находился суровый г-н Сарранти, словно олицетворявший собой страдание.
Переведя взгляд с этой ложи вниз, можно было без труда заметить, что зрители, занимавшие нижние ложи, с не меньшим интересом ожидают выступление дебютантки.
Это были недавно поженившиеся Жюстен и Мина; они пытались успокоить старого Мюллера, сердце которого билось от страха при мысли, что французская публика не поддержит успех его ученицы.
Рядом с ними — прелестная пара: Сальватор и Фрагола, то есть любовь безмятежная, безоблачная, бесстрашная — счастье двух сердец, свежее, как первая любовь, крепкое и прочное — как любовь на закате дней.
Напротив этих двух лож — два неприметных персонажа, не питавшие ни малейшего желания привлекать к себе внимание; мы говорим о Жане Робере и г-же де Маранд. Если когда-нибудь, читатели, вам доводилось провести в темной ложе два часа в обществе любимой женщины, заглядывая ей в глаза и слушая прекрасную музыку; если когда-нибудь, читательницы, вы, забыв на два часа о целом свете, наслаждались в полной безопасности сокровищами души и разума, присущими вашему возлюбленному, вы должны понять, как проходил вечер для нашего друга Жана Робера и для г-жи де Маранд.
Когда мы скажем, что посреди партера один, как пария, стоял г-н Жакаль, с философским видом набивая нос табаком, дабы утешить себя за отверженность и людскую неблагодарность, — то вниманию читателей будут представлены все актеры, сыгравшие главные роли в настоящей драме.
Успех Кармелиты (или, вернее, Коломбы, поскольку после памятного спектакля это имя так за нею и осталось) превзошел все надежды. Никогда Паста, Пиццарони, Менвьель, Каталани, Малибран, а в наши дни — Гризи, Полина Виардо, Фреццолини, никогда ни одна из этих великих певиц не слышала таких единодушных криков «браво», таких неистовых аплодисментов.
Романс из последнего акта «Al pi'e d’un salice» [76] пришлось по требованию публики повторять трижды. Можно было подумать, что зрители не в силах покинуть зал. Голос Коломбы их буквально завораживал.
Ее вызывали десять раз. Мужчины кричали «браво», дамы бросали ей венки и букеты.
Тысяча человек ждала у дверей, чтобы поздравить ее, увидеть поближе, коснуться, если возможно, края ее платья; им казалось, что эта красивая неулыбчивая девушка превращала неопределенное и не
76
У подножия ивы (ит.).
Среди тех, кто ожидал ее у выхода, находился старик Мюллер; он плакал от радости.
Она различила его в толпе и пошла прямо к нему, не обращая внимания на восторженные крики толпы.
— Учитель! Вы мной довольны? — спросила она.
— Ты поешь так, как диктует музыку Бог и пишет ее Вебер, девочка моя, то есть безукоризненно! — снимая шляпу, отвечал старый учитель.
Эта простая и почтительная похвала старика, адресованная девушке, была отлично понята толпой: все сняли шляпы и поклонились певице, пока она проходила мимо них.
А она, взяв старого учителя за руку, исчезла, сказав на прощание:
— Почему, Коломбан, вместо того чтобы умереть, ты не задушил меня, как Отелло Дездемону!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для тех из наших читателей, кого интересуют эпизодические или второстепенные персонажи настоящей истории, мы не станем закрывать эту книгу, не сообщив вкратце, но исчерпывающе, об их судьбе.
Жан Бык (слава силе!) окончательно отказался от мадемуазель Фифины и ее выходок; он теперь владелец сада в Коломбе и разводит там овощи и цветы.
Фифина получила однажды вечером во время карнавала, выходя из «Ла Куртий», то, что называется предательским ударом. Ее немедленно доставили в госпиталь святого Людовика, и она скончалась там несколько дней спустя.
Фафиу, соперник Жана Быка, женился на Коломбине из театра Галилея Коперника. Они выступают втроем в одном из театров на бульварах, где имеют бешеный успех; один, как нам рассказывали, сьёр Галилей Коперник, известен под именем Бутена, другой, вечно юный Фафиу, — под именем Кольбрена.
Туссен-Лувертюр поступил на один из наших газовых заводов, где спустя пять лет стал мастером.
Кирпич из посредственного каменщика стал подрядчиком. Именно он под началом некоего архитектора возводит эти дурацкие дома, похожие на казармы, которыми застроены в наши дни парижские предместья.
Тряпичник Багор окончательно подружился с кошкодавом по прозвищу папаша Фрикасе. Они стали компаньонами по отлову кошек в двенадцати округах.
Багор стал владельцем кабаре «Синий кролик» в окрестностях Парижа.
Папаша Фрикасе открыл на улице Сен-Дени лавочку под привлекательной вывеской «Белая кошка».
Что касается монсеньера Колетти, он был назначен кардиналом в Риме. Не мы его назначали!
Наконец Брезиль-Ролан, один из интереснейших персонажей этой истории, доживал свои дни то у Сальватора, то у Рождественской Розы, где его всячески нежили, в благодарность за его верную и добросовестную службу.
МОРАЛЬ
Тридцать первого июля 1830 года герцог Орлеанский, назначенный наместником королевства, вызвал Сальватора, одного из тех, кто вместе с Жубером, Годфруа Кавеньяком, Бастидом, Тома, Гинаром и двумя десятками других водрузил после сражения 29 июля трехцветное знамя над Тюильри.