Сам без оружия
Шрифт:
– Неполадки на путях, оползни, пожар!
– Пожар?
Щепкин сделал пометку в блокноте: узнать расположение вагона дипломатов, внутреннее устройство, бронирование, наличие средств пожаротушения, запасных выходов через крышу (если есть). Пожар – это вариант!
– Еще?
– Остановка, – вставил Белкин. – Дипломаты не гонщики – не должны бежать к границе, высунув языки. Даже если документы руки жгут, обязаны соблюдать протокол, держать лицо.
– Остановка, остановка, – Гоглидзе покрутил головой. – Но как? Зачем?
Белкин пожал плечами.
–
– Еще вариант – нападение немецких провокаторов-убийц, – добавил идею Щепкин. Об этом он думал по дороге в штаб-квартиру. Мысль не самая удачная, но как вариант…
– Могут не поверить, – возразил Белкин. – Хотя идея неплохая. Но тут нужны веские улики, чтобы не подкопаться.
– Подумаем… – Щепкин прошелся по списку идей, подчеркнул несколько наиболее интересных, быстро дописал: сделать запросы Батюшину и Игнатьеву – есть ли на примете уголовники, которым можно поручить дело? Как охраняется вагон дипломатов?
– Важный момент – если ничего не сделаем здесь, в столице, придется ехать в одном поезде с японцами. То есть быть рядом, мелькать на глазах. Это опасно, японцы могут нас раскрыть. Нужно прикрытие, легенда. Какая?
Щепкин взглянул на небольшие часы, что стояли в углу на подставке.
– Думайте и над этим. Я в отделение. Встречаемся в «Палкине», там и обсудим все. Да, и Диану предупредите, чтобы туда приехала. До встречи.
Василий перехватил Батюшина у выхода, когда полковник собирался садиться в авто. Видя, что Батюшин куда-то спешит, Щепкин попытался вкратце рассказать о том, что он и его сотрудники надумали по поводу задания. Но полковник долго слушать не мог.
– Извините, Василий Сергеевич, я спешу в Генштаб. Аверьянов просил прибыть. Что до ваших идей… Есть указание – никаких акций до выезда японцев из столицы не проводить. Да и на территории губернии лучше бы их не трогать. Обстановка такова, что любой намек на нашу причастность к этому делу недопустим.
Щепкин озадаченно мотнул головой.
– А если…
– Господин капитан!.. – повысил голос Батюшин, но тут же снизил тон. – Василий Сергеевич, это не прихоть. Меня просили в Генштабе… в этом есть свой резон. Что касается привлечения уголовников и данных, которые вы запросили… завтра я предоставлю сведения. Можете проконсультироваться у Игнатьева, жандармское управление получило указание помогать во всем.
– Слушаюсь, господин полковник.
Батюшин примирительно улыбнулся, откозырял Щепкину.
– До завтра, Василий Сергеевич.
Несколько обескураженный предупреждением Щепкин поехал на Фурштатскую. Игнатьев мог помочь советом, а то и чем-то более конкретным. Например, дать имя какого-нибудь ловкого проходимца, который сможет незаметно проверить багаж японских дипломатов. Хотя этот вариант капитан пока держал среди запасных.
Однако на Фурштатской ему тоже сперва не повезло. К Игнатьеву вдруг заглянул начальник жандармского губернского управления генерал-лейтенант
Волков неодобрительно посмотрел на гостя, сухо осведомился – кто и по какому делу. Узнав, что гость из контрразведки, махнул рукой.
– Шпионов все ищете? Так зря все. Немчура и австрияки из столицы давно выехали, даже негоцианты и аптекари. Разве что ювелиры остались. А секреты да тайны выведывают наши. Из революционэров да горлопанов. Да хапуги всякие, до золота вражеского жадные…
Щепкин услышал раскатистое «революционэры» и вдруг понял, кого недавно с явной иронией копировал Батюшин. Видать, пересекался с генералом и от него услышал.
Высказав генеральское мнение, Волков поиграл усами и вдруг сменил гнев на милость. Повернулся к Игнатьеву:
– Владимир Андреевич, не откажите в помощи коллегам. Раз уж надо. Государево дело делаем, одно на всех. Тем более и господин капитан, как я слышал, поспособствовал нам.
Осведомленность генерала не удивляла, на то он и начальник.
Игнатьев склонил голову.
– Слушаюсь, Иван Дмитриевич. Непременно.
Щепкин от такого панибратства онемел. Игнатьев это заметил и, когда генерал ушел, подмигнул капитану.
– Наш Иван Грозный куда как суров, но ради дела на все пойдет. И очень любит демократию… под настроение. Мне в том году разрешил обращаться по имени отчеству. Я, конечно, не злоупотребляю, но если вижу, что Волков в порядке, – не титулую, а по-простецки.
Игнатьев посетовал, что группу Щепкина сняли с задания, сказал, что его люди отыскали интересные концы, и если их размотать, можно выйти на целую агентурную сеть. А там, глядишь, и эсеров бы накрыли, и каналы поставки оружия… да что уж теперь, сами справятся, раз такое дело.
Просьбу Щепкина выслушал спокойно, однако чем-то конкретным помочь пока не мог.
– Если бы ночью Пашу-Гуся не пристрелили, рекомендовал бы его. – Игнатьев улыбнулся. – Шучу. Этот гад на сотрудничество не пошел бы. Ненавидит нас люто… ненавидел… и детей своих так же воспитал.
Игнатьев подумал еще, но больше никого не назвал. В Департамент полиции ехать отсоветовал. Мол, там скажут то же самое.
Немного расстроенный, капитан простился с Игнатьевым и уехал.
По дороге к ресторану Щепкина остановили. Городовой поднял руку, требуя остановить авто, а когда капитан поинтересовался, в чем дело, полицейский важно изрек:
– Фильму снимают! С позволения властей. Перегородили переулок и вот здесь. Вы уж в объезд пожалуйте.
– А долго будут снимать?
– Час двадцать еще, – достав часы и внимательно сверив время, ответил городовой.
Можно было достать удостоверение контрразведки и проехать, но Щепкин не стал. Настоящие съемки он видел впервые и захотел познакомиться с этим процессом поближе. Капитан заглушил мотор и стал высматривать артистов.