Сама себе фея
Шрифт:
Тернис неспешно собрал свои вещи и спустился по рядам вниз. За ним, не говоря ни слова, потянулись остальные боевики.
— Куда?! — возмутился Хуплес. — Я не разрешал вам уходить!
Однако никто ему не ответил. Малко молча подошел к ошарашенной Викис, взял ее за руку и вывел из аудитории вслед за остальными.
— К ректору? — осведомился он, закрыв за собой дверь.
— Сначала к нам, — не согласился Ренмил, — составим письменное заявление по всей форме.
— А ты умеешь? — заинтересовался Грай.
Тот кивнул. Говорить больше было не о чем.
В гостиной боевиков Ренмил уселся за стол и быстро-быстро застрочил что-то на листе бумаги.
— Годится? — поставив последнюю точку,
Те склонились над листом. Пробежав глазами текст, Лертин потянул у Ренмила из руки стилус и своей подписью засвидетельствовал правдивость изложенного. За ним подписались все остальные.
Только Викис молча сидела в углу, не спеша присоединяться к борьбе за торжество справедливости. Собственно, ее свидетельство и не требовалось: она в этом конфликте была вроде как пострадавшей стороной. От собственной глупости пострадавшей. Вот кто тянул ее за язык? Чувствовала ведь, что не стоило задавать этот вопрос Хуплесу. И сама для себя решила, что будет держать в тайне все связанное с магией призыва. И так прокололась! Пусть и не сильно раскрылась, самую малость, но вызвала нежелательное внимание к себе, да еще чье?! Сама дала ему оружие в руки, сделала себя уязвимой. Пусть даже только для насмешки, но… Терпеть насмешки не хотелось. Больно и обидно.
Грай вызвался отнести письмо ректору. Хотели сперва пойти все вместе, но Викис наотрез отказалась, а оставлять ее в одиночестве ребята не захотели. Поэтому дождались возвращения Грая и пошли на ужин все вместе.
В компании боевиков никто не решался задирать Викис или подтрунивать над ней, но вот взгляды… взгляды были весьма красноречивы — насмешливые, снисходительные, порой даже презрительные — и деться от них было некуда.
Под этими взглядами Викис краснела, бледнела, давилась ужином и злилась на себя — за то, что не может отнестись к ним спокойно и равнодушно или, по крайней мере, не показывать столь явно, что они ее задевают.
Поэтому столовую она покидала стремительным шагом и едва успела закрыть за собой дверь комнаты, чтобы дать наконец волю слезам. Кейра влетела следом за ней, но остановилась на пороге и оглянулась через плечо. Взгляд ее, исполненный мольбы о помощи, был истолкован верно, и комната наполнилась первокурсниками боевого факультета.
Но Викис всего этого не видела, не слышала и не ощущала — она самозабвенно рыдала. Теперь это не были злые, бунтарские слезы, какие несколько месяцев назад пролились в королевском парке. В этот раз девушка оплакивала свое сиротство, свою оторванность от дома, от родного мира. Многое виделось ей отсюда совсем другим: и мама, оказывается, вовсе не отталкивала ее, просто чуточку преждевременно сочла свою девочку достаточно взрослой и требующей меньше внимания, и отчим вовсе не притеснял, хотя и был строг с ней, и…. Все это — в прошлом, в далеком и недоступном 'где-то', а может быть, и вовсе нигде. И никто не возьмет на руки, не прижмет к сердцу, не подует на ушибленную коленку, не скажет самые нужные слова, которые единственно могут утешить.
Когда Викис почувствовала сильные руки на своих плечах, она сжалась и затихла. Когда эти руки оторвали девушку от подушки, в которую она вцепилась, бережно подняли и усадили на чьи-то надежные колени, прижав к груди и ласково поглаживая по спине, она уткнулась носом в мужскую рубашку и всхлипнула в последний раз.
— Ну что ты, малышка, — утешительно бормотал ей в макушку Тернис, — ничего ведь страшного не случилось. Подумаешь…
— Домой хочу… — проскулила Викис ему в рубашку. — К маме.
Она понимала, насколько глупо и по-детски это звучит, но ничего не могла с собой поделать. У нее не хватало сил быть Викис, она хотела еще немножко — ну хоть разок! — побыть маминой Викушей.
— Я думал, ты сирота, — вклинился не
— Далеко, — вздохнула Викис, — очень-очень далеко. Боюсь, я никогда не смогу туда вернуться.
— Брось, — подала голос Кейра, — ничто не может быть настолько далеко. Если у тебя не хватает денег, чтобы съездить домой на каникулы, ты только скажи, я помогу.
— Мы все поможем, — заявил Лертин.
— Не поможете. Нет таких денег… — Викис уже почти успокоилась. — Нет таких дорог, которые ведут к моему дому…
— Сплошные тайны и загадки, — хмыкнул Тернис у нее над головой.
— Ой, и кто бы говорил о тайнах! — Викис наконец оторвала голову от груди парня и с возмущением уставилась на него.
— Если ты о работе, то… — Тернис помедлил, потом вздохнул и продолжил: — Я мою посуду в таверне. Просто стеснялся признаваться.
— А что в этом такого? — удивилась Викис. — Я тоже целый год зарабатывала на пропитание мытьем посуды. Причем на пропитание в буквальном смысле: денег я за эту работу не получала, только еду и крышу над головой, — ага, и рабскую метку на ауре, но об этом говорить необязательно. — Нет недостойной работы, бывают недостойные люди, — пафосно подытожила Викис свое выступление и, сама не зная почему, добавила: — Только я думаю, что это не единственная твоя тайна.
Ответить Тернис не успел, потому что в этот момент заговорила Кейра. Выглядела она при этом странно — безжизненное лицо, взгляд в никуда, — и слова, которые она произносила звучали не менее удивительно:
— Откроются тайны… нежданной прибылью… Прибыль подарит надежду мнимую… Обернется надежда утратой и болью… Застонет земля под чужой рукою… Ложь воцарится на троне, но внемли: вернутся под руку хозяина земли… Помощь от братьев прими, не тяни, ветра доверие не обмани…
Кейра умолкла так же неожиданно и резко, как начала говорить, зажмурила глаза, потом распахнула их широко, испуганно, побледнела чуть не до синевы и выдавила хрипло:
— Опять…. брата… позовите, — и, зажав рот рукой, бросилась в ванную.
Из-за неплотно прикрытой двери было слышно, как ее рвет. Кто-то сорвался за Крейлом, братом Кейры, Викис даже не заметила, кто это был. Она зашла в ванную следом за соседкой, приобняла девушку за плечи, помогла умыться, а потом вывела и усадила на кровать.
Крейл влетел в комнату через несколько минут и кинулся к сестре:
— Опять? — спросил упавшим голосом.
Та только кивнула.
Крейл обвел глазами собравшихся. Тревога и мольба были в этом взгляде.
— Мы никому не скажем, — ответил за всех Лертин.
— Никому, — поддержал Тернис.
— Поклянитесь, — хрипло прошептал Крейл.
— Я готов принести клятву, — включился Ренмил.
— И мы, — не остались в стороне 'близнецы'
— Стойте! — вмешалась Викис. — Может, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?
Крейл ошарашенно уставился на девушку.
— Я объясню, — вздохнул Лертин, — просто странно, что ты не знаешь. Должно быть, ты дейтвительно из очень далеких краев. Дело в том, что Кейра пророчица. Она подданная Альетаны, а по законам этой страны те, у кого проявился пророческий дар, не имеют права учиться магии. Семья должна сообщить о пророке государственному чиновнику… Я ведь правильно понял, что это не впервые, но ваша семья никого извещать не стала? — Крейл кивнул, и Лертин продолжил. — После совершеннолетия пророк поступает в полное распоряжение короны… для развития дара. Вот только развитие это несколько своеобразное: человека начинают поить специальными составами, которые, во-первых, подтачивают разум, а во-вторых, вызывают привыкание. В итоге человек постоянно пребывает в сумеречном состоянии, зато пророчествует не от случая к случаю, а когда ему задают особые вопросы. Это не афишируется, но, тем не менее, тайной не является.