Сама жизнь
Шрифт:
Скончался он очень смиренно, когда был один в квартире, видимо – мгновенно, от инфаркта. Когда
пришли, увидели, что он стоит около кровати на коленях.
Король Августин
Кястас Аугустинас Янулайтис был красив, как средневековый рыцарь в представлении романтика. Правил он косой Неринга, где мы жили в 1960-х каждое лето. Кажется, по линии Гимбутов (к которой принадлежит очень известная женщина, американский антрополог) он восходил к Гедиминовичам. Отец его был крупнейшим литовским историком, а он определенной профессии не имел и, хотя кончил
Умер король по-королевски. Как все помнят, на границе 1980-х-1990-х годов Литва боролась за независимость. Он, все же – историк, читал в литовском представительстве лекцию. Поднял руку с указкой перед картой Литвы – и скончался, отказало сердце. Случилось это в ноябре 1989-го.
Инносент Коттон Грэй
Осенью 1976 года (6 октября) я сидела, работала, а Кеша, уже два года возглавлявший у нас Честерто-новское общество, свернулся в кресле. Тут позвонил мой друг из Иерусалима, Мелик Агурский. А надо сказать, что когда в ту пору звонили сквозь железный занавес, ощущения были амбивалентные. Проще всего сравнить их со спиритическими, но спириты хоть верят, что увидятся с ушедшими, а мы тогда скорее не верили.
Словом, он звонит и сообщает, что кто-то у кого-то родился (кажется, у Толи Ракузина). Тут я слышу какой-то стук и сразу понимаю, в чем дело. Мгновенно кидаюсь на кухню – и точно, боковушка окна открыта. Чуткосердечный Кеша заметался и упал вниз.
Тут я, на зависть аскетам эллинского типа, утратила всю душу. Ничего не чувствую, только делаю и верю. Беру ключи, обращаюсь к Франциску, спускаюсь с девятого этажа. Кеша лежит на газоне в позе жареной утки. Я хватаю его, все еще в атараксии, если не хуже.
Дома положила его на кресло, а к спинке, изнутри, прислонила икону Божьей Матери. Кеша сильно дрожит, глаза закрыты. Звоню в ветеринарную «скорую помощь», и дежурный мудро говорит: «Если ваш котик не разбился, значит, он не разбился».
Утром приехал врач, полил Кешу валерьянкой и рекомендовал не трогать. Ощупать он его сумел, совершенно незаметно. Вроде ничего, цел.
Ночь мы с вернувшейся Марией просидели рядом, на полу. Дня через два, в храме, я это все рассказала (Кеша совсем оправился), а старушки заметили, что класть кота под иконы – кощунство. Отец Александр отвечал им, что благочестивые люди положили бы и свинью.
В подвалах Лубянки
То ли в 1988-м, то ли в 1989-м, а может – и в 1990 году мы шли в храм святого Людовика. Сколько ни ходишь, тяжело ощущать слева эти страшные здания. Но тут, дополнительно, оттуда раздавался крик, на слух – кошачий.
В религиозной жизни всегда есть место притче. Было нас человек пять, и ни один не реагировал. Мало того – когда я заволновалась, меня поставили на место. Церковные люди того типа, о которых так горько и часто говорил Христос, не отвлекаются по пустякам.
Когда мы достигли храма, появилась Светлана Па-нич, приехавшая с Украины (не могу писать «из»! В конце концов,
Тем временем мы увидели, что к стеклу полуподвала приникла кошачья морда. Обладатель истошно орал.
Вылез неповоротливый гэбэшник. Это слово к нему, собственно, не подходит – кто-то вроде обычного, чуть ли не садового, сторожа. Светлана пламенно объяснила ему, что в подвале заперт кот. Он объяснил ей, что кот заперт на выходные дни, чтобы не сбежал, а еда, безопасность и пространство у него есть. Обсудив втроем, можно ли применять к образу ангельскому, животному, даже такое насилие, мы ни к каким выводам не пришли. Кот остался где был; но, ощутив сочувствие, успокоился. Притчу, точнее – притчи, каждый может вывести сам.
Стоит ли говорить, что за такие действия нас осудили собратья по храму?
Теперь на моем молитвенном столике стоит свеча исключительно живого, апельсинового цвета. Ее недавно привезла Светлана, рассказав при этом, как они не только кормили «бело-голубых» [ 99 ] , но и показывали им котов для умягчения сердец. Я рассказала в ответ, какие стихи про «рыжих бесов» сочинил и прочитал один молодой богослов. На уровень политики мы с ней не спускались, там правды нет. Собственно, выше она – или ниже, с беззащитными и маленькими, обсуждать бессмысленно. Кто не понял, все равно не поймет.
99
Имеется в виду события на Украине в конце 2004 г., вошедшие в историю под названием «Оранжевой революции»; бело-голубые – сторонники противоположного политического лагеря. Ред.
Разум и католичество
Опыт католичества упрекают в излишней разумности обе другие великие конфессии христианства – и православие, и протестантизм. Ангельская красота православия как бы выше разума, евангельская мощь протестантства – глубже. Но это никак не значит, что другой опыт невозможен и не нужен. Богатства христианских исповеданий дополняют друг друга. Конечно, в католичестве есть и светоносные святые, подобные святому Серафиму, и пламенные исповедники, подобные Мартину Лютеру Кингу. Каждый христианин может принять всю полноту Нового Завета, от страны это не зависит- а ведь исповедание часто все же определяется тем, где ты родился. Но в любой из великих конфессий есть доминанта, и мы не слишком ошибемся, если в доминанте католичества увидим спокойствие и разумность.
Разума католичество не стыдится, оно приняло его, освятило, поставило на службу Богу и проповеди Божьего Слова. Конечно, никто не обратился только через разум, тут нужно сердце в библейском смысле слова – не «чувство», но самая сердцевина человека. Пока не сдалась воля, никакие доводы не помогут, а вот если она сдалась, могут быть завалы разума, и расчистить их поможет разум. Это не единственный путь; однако другие пути, видимо, более редки, менее обычны. Можно спросить: где сказано, что «обычный» или «нередкий» – это хорошо в той системе, где подчеркнуты тесный путь, узкие врата? Ответов слишком много, и все они лежат вне сферы разума, и все же в какой-то мере мы об этом поговорим.