Самарканд
Шрифт:
— Разве не это было целью твоих действий?
— В том-то и дело, что нет. Я могу проклинать этого шаха, но воюю не с ним. Одолеть деспота не может являться высшей целью, я борюсь за то, чтобы персы осознали себя свободными людьми, «сыновьями Адама», как мы здесь говорим, чтобы они поверили в самих себя, свою силу, нашли свое место в современном мире. Этого я добивался. Город скинул с себя опеку шаха и духовенства, бросил вызов мировым державам, повсеместно подняв волну солидарности и восхищения людей, имеющих сердце. Жители Тебриза были на волосок от победы, их примера страшатся, их хотят унизить, это гордое племя должно кланяться царским солдатам, чтобы не умереть с голоду. Ты, родившийся свободным
Выждав несколько секунд, я подвел итог:
— Так что передать консулу от твоего имени?
Фазель расплылся в самой фальшивой улыбке:
— Скажи ему, что я в очередной раз буду счастлив найти приют у Его Величества.
Мне потребовалось время, чтобы осознать, до какой степени оправданной была горечь Фазеля. Пока же события не подтверждали его опасений. Он провел несколько дней в британском консульстве, после чего г-н Вратислау вывез его в своем автомобиле через русские позиции в окрестности Казвина. Там он влился в конституционные войска, которые после долгого ожидания готовились выступить на Тегеран.
Пока Тебризу угрожало удушение, шах сохранял мощный инструмент разубеждения своих врагов — ему удавалось пугать их, сдерживать. Но со снятием осады друзья Фазеля ощутили себя свободными в своих действиях и, не откладывая, предприняли поход на столицу. В нем участвовали два армейских корпуса — один из Казвина на севере, другой из Исфахана на юге. Последний, состоящий в основном из бахтиар, овладел Кумом 23 июня. Несколько дней спустя было распространено совместное англо-русское коммюнике, в котором сторонникам конституции предлагалось немедля прекратить боевые действия и заключить с шахом соглашение. В противном случае обе державы считали себя вправе вмешаться. Фазель и его друзья проигнорировали коммюнике и ускорили продвижение: 9 июля их войска соединились у стен Тегерана, 13 июля две тысячи солдат вступили в столицу через неохраняемые северо-западные ворота, неподалеку от французской миссии, прямо на глазах опешившего корреспондента «Таймс».
Сопротивление оказал только полковник Ляхов: с тремя сотнями казаков, несколькими старыми пушками и двумя скорострельными «Крёзо» он сумел удержать под своим контролем несколько центральных кварталов. Ожесточенные бои длились по 16 июля.
В этот день в восемь тридцать утра шах явился в русскую миссию в окружении пяти сотен солдат и придворных, ища там политического убежища. Это было равносильно отречению от престола.
У Ляхова не было иного выбора, как сложить оружие. Он поклялся уважать отныне конституцию и служить победителям при условии, что его бригада не будет распущена. В чем и получил заверение.
На престол прочили младшего сына предыдущего шаха, которому не было и двенадцати. Ширин, знавшая его с пеленок, говорила, что это был нежный и чувствительный мальчик, не злой и не испорченный. Когда на следующий день после прекращения боевых действий он проехал по столице со своим пестуном Смирновым, его приветствовали криками; «Да здравствует шах!» Накануне эти же люди кричали: «Долой шаха!»
XLII
На публике юный шах вел себя безукоризненно: улыбался, махал белой ручкой, но стоило ему остаться в тесном домашнем кругу, он доставлял всем массу хлопот: грубо разлученный со своими родными, безостановочно плакал, потом сбежал, а когда его поймали, пытался повеситься, но, испугавшись, позвал на помощь. Его спасли. Это злоключение благотворно подействовало на него: он вылечился от страхов и был готов с достоинством исполнять роль конституционного монарха.
Однако подлинная власть оказалась в руках Фазеля и его друзей. Новую эру они открыли
Главной же задачей новых руководителей страны было восстановление парламента из руин и проведение выборов депутатов. 15 ноября юный шах торжественно открыл Второй Меджлис. Вот что он сказал:
«Во имя Бога, дающего свободу, и при тайном покровительстве Его Святейшества имама Времени консультативная Национальная Ассамблея открыта. Ко всеобщей радости и при благоприятных обстоятельствах.
Прогресс в интеллектуальной области и эволюция в умах сделали неизбежными изменения. Не обошлось и без суровых испытаний, однако Персия пережила на протяжении веков множество кризисов, и сегодня настал час исполнения желаний ее народа. Мы рады констатировать, что новое прогрессивное правительство пользуется поддержкой народа и возвращает стране спокойствие и доверие.
Чтобы осуществить необходимые реформы, правительство и парламент должны в качестве первоочередной задачи рассматривать реорганизацию государства, и в частности его финансовой системы, согласно нормам цивилизованных стран.
Мы обращаемся к Богу с просьбой направлять шаги народных представителей и обеспечить Персии честь, независимость и счастье».
Б Этот день в Тегеране веселью не было конца: жители высыпали на улицы, пели, читали стихи, в которых все рифмовалось с «конституцией», «демократией», «свободой», шла бойкая торговля вином и сладостями, десятки газет, прекратившие было после государственного переворота свое существование, отметили знаменательное событие специальными номерами.
С наступлением темноты город осветился огнями праздничного фейерверка. В садах Бахаристана были установлены скамьи. На почетной трибуне разместились дипломатический корпус, члены нового правительства, депутаты, религиозные деятели, представители торговых корпораций. В качестве друга Баскервиля я был приглашен в первые ряды, мое сиденье находилось прямо за сиденьем Фазеля. Разрывы салюта чередовались один за другим, поминутно озарялось небо, запрокидывались головы, лица освещались детскими улыбками. С улиц доносились одни и те же крики, это неутомимые «сыновья Адама» скандировали лозунги.
Что-то — то ли какой-то звук, то ли чей-то крик — заставило меня вздрогнуть: я вспомнил о Говарде! Вот уж кто поистине заслужил участвовать в таком празднике! В тот же миг Фазель, словно почувствовав что-то, обернулся:
— Да ты, я смотрю, загрустил.
— Вовсе нет! Моей всегдашней мечтой было услышать, как славит свободу земля Востока. Только вот воспоминания…
— Отрешись от них, развеселись. Пользуйся последними минутами радости!
Эти странные слова Фазеля окончательно лишили меня желания радоваться. Что он имел в виду? Продолжение ли боя, начатого семь месяцев назад в Тебризе? Были ли у него причины для нового беспокойства? Я решил безотлагательно навестить его, чтобы получить объяснение. Но в конце концов отказался от этого намерения и целый год избегал с ним встреч.