Самарянка
Шрифт:
Марина на мгновение замолчала, подыскивая подходящее сравнение, и неожиданно громко рассмеялась:
– Как из слона пташка!
Ольга тоже спрыгнула с подводы и кинула вожжи на сиденье. Лошадь хорошо знала дорогу и послушно сама шла к роднику.
– Я вот давно присматриваюсь к тебе, – Марина слегка обняла Ольгу, – вроде, не глупая ты, не уродина. Ну, скажи честно: какого лешего сюда притащилась, а? У меня дом сгорел, все пошло пропадом, деваться некуда было, а у тебя что?
– А я на зоне была, – спокойно ответила Ольга. – Может, отсиживаюсь тут, днем воду
– Ой, ой, только не пугай пуганых! – отмахнулась Марина. – У меня дружок детства есть, тот везде успел побывать: сначала в детской колонии, оттуда прямым ходом во «взросляк»[22] на курсы повышения бандитской квалификации. И не побоялись с такой характеристикой его еще в армию призвать. Не знаю, сколько он там служил, как опять на тюремные нары: попал в дисбат[23] за то, что какому-то важному офицерскому чину скулу набок своротил. Не успел оттуда возвратиться, волей полной грудью подышать, как обчистил с дружками сельповский магазин – и прямым ходом по этапу в дом родной, тюрягу.
– Да никто тебя не пугает.
– Так-то оно лучше, – Марина снова обняла Ольгу. – Вот я и говорю, что и не глупая ты, а тоже в монашки подалась. Не понимаю. Или какая тайна есть?
– Есть, – Ольга тоже обняла Марину, улыбнувшись ей. – Есть одна страшная, очень страшная тайна для одной маленькой–маленькой компании.
– Олечка, родная, расскажи. Я ведь тебе душу свою открыла и еще кое-что расскажу, если и ты со мной откровенной будешь. Ну, давай, как там на зоне говорят: «колись» быстрее!
Ольга рассмеялась:
– Да я пошутила. Нет особо никакой тайны.
– Особой нет. А какая-то есть?
– Никакой нет. Просто когда сидишь в камере несколько лет и смотришь на небо в крупную клеточку, то о многом начинаешь по–новому думать. Жизнь по-другому воспринимаешь. Ощущаешь не так, как на воле.
– Ну и что из этого следует? – вопросительно посмотрела Марина.
– То и следует, что мы не живем, а проживаем свою жизнь: день за днем, год за годом, пока нас не упакуют в деревянный ящик.
– Мудрено изъясняешься, прямо как философ. Я не врублюсь.
– А ты врубайся, подруга, – Ольга задумалась, собираясь с мыслями. – Вот как мы, к примеру, живем, чего ищем для своего счастья: достатка, удовольствий, развлечений. Так?
– Предположим, так, – уклончиво согласилась Марина. – Еще здоровья ищем, много чего ищем. Мужика хорошего ищем!
И загорланила на весь лес:
А я люблю военных,
красивых здоровенных,
еще люблю крутых
и всяких молодых!..
И рассмеялась так же громко и заливисто.
– А жизнь, – Ольга даже не улыбнулась в ответ, оставаясь со своими мыслями, – это, подруга, куда больше и сложнее, чем богатство, здоровье, удовольствия разные. Жаль, что все это начинаешь понимать лишь после того, как наделаешь много глупостей или в один миг лишишься всего: богатства, здоровья, кавалеров – всего и сразу! Тогда начинаешь на белый свет иначе смотреть и видишь там много чего такого, о чем раньше и не задумывалась.
В ответ Марина снова заливисто рассмеялась:
– Нет, Олька, ты, видать,
– Знаешь, Маринка, если бы все в нашей жизни было просто и ясно, то и не было б нужды в расспросах: отчего да почему. Разве не так? Мне хорошо и спокойно тут. Я нашла свой смысл жизни, а другого мне не надо.
– Вот и…! – Марина отошла от Ольги. – Тоже, видать, наслушалась бабушкиных сказок. А с меня хватит! Я еще тут малость поживу, до холодов, а там…
Марина выбежала вперед лошади и закружилась перед нею в вальсе:
Там, где Амур свои волны несет…
И, продолжая вальсировать с воображаемым кавалером, добавила:
– Поеду я, Олечка, в родную сторону, только еще дальше за Урал, аж на Дальний Восток, с моим суженым–ряженым.
– С кем-кем? – изумилась Ольга. – Ты что, замуж собралась? Когда ж ты успела?
– Дело, Олечка, не в том: замуж – не замуж. Главное – чтобы любовь была. Настоящая любовь. А это такая сила! Такая силища!..
– Какая любовь? Какая еще любовь? Ты что, с ума сошла? – Ольга не переставала изумляться, глядя на Марину.
Та вдруг быстро подбежала к ней и пристально посмотрела в глаза:
– Никому не проболтаешься?
– Чем тебе поклясться?
– Не надо мне твоих клятв. И так вижу: девчонка ты верная, языком молоть не станешь.
И Марина перешла почти на шепот, то и дело оглядываясь по сторонам, словно за ними мог кто–то следить и подслушивать в этой глуши:
– Есть у меня одна зазноба: офицерик–морячок. Я его когда впервые возле нашего родника увидела, то чуть языка не лишилась. Моряк в лесу! Потом взяла себя в руки и перешла в наступление. Спрашиваю его: «Скажите, служивый, каким это ветром ваш крейсер в нашу речушку занесло? Или вы тут на подводной лодке раков ловите?» А ему, видать, тоже палец в рот не клади, отвечает: «Мадам, крейсера и подводные лодки плавают, где воды немного побольше и поглубже, чем в здешних лужах. Там же бороздит океанские просторы один скромный пограничный корабль. Моя же задача, как офицера морского спецназа, состоит в том, чтобы с помощью этой посудины вылавливать всякий непрошеный сброд: контрабандистов, нелегалов-перебежчиков, наркодельцов и прочих нарушителей, которые ищут приключений вблизи наших государственных границ». Короче, классно мы с ним так побросали словечками друг в дружку, а на прощанье он предложил мне новую встречу: как поется, на том же месте, в тот же час. Я ему тогда тоже открыла одну страшную-престрашную тайну…
И Марина снова звонко запела:
Удивительный вопрос:
Почему я водовоз?
Потому что без воды –
И ни туды, и ни сюды!
– А что потом? – ошарашенная таким рассказом, Ольга остановилась, пока подвода с бочкой продолжала тихо скрипеть в сторону родника.
– А потом? – Марина сделала глубокомысленную паузу, набирая грудью воздух. – А потом – суп с котом! Потом он, как истинный джентльмен, предложил бедной девушке руку и сердце.
– А он что – холостой?
Марина опять рассмеялась: