Самая черная птица
Шрифт:
После этого судья Кент отдал последние указания жюри. Он сообщил двенадцати присяжным, что, поскольку Кольт уже признался, их задачей является лишь постановить: виновен он в случайном или же предумышленном, хладнокровном убийстве.
— Веселый вид Джона Кольта, — сказал он, — его беззаботность, спокойствие, твердость, с какой он движется по направлению к пропасти… Вы должны решить, является ли все это достаточной предпосылкой для совершения убийства.
Присяжные совещались десять часов, и в четыре утра во второе
Даже после этого сокрушительного приговора родственники приговоренного не потеряли присутствия духа. Они подали апелляцию, призвав на помощь множество выдающихся деятелей и высокопоставленных граждан. Среди тех, кто отдал голос в пользу Кольта-младшего, были Дж. П. Патнэм; двое из четверых братьев Харпер; Джеймс Фенимор Купер, недавно опубликовавший свой новый роман «Последний из могикан», принесший ему невероятный успех; бывший актер и поэт Джон Говард Пейн; знаменитый писатель Вашингтон Ирвинг; прославленный нью-йоркский поэт Фитц-Грин Халлек и издатель «Кникербокер мэгэзин» Льюис Гейлорд Кларк — и это лишь некоторые имена.
Даже великий Чарлз Диккенс написал из-за океана письмо в поддержку несчастного, в нем он называл случившееся не иначе как «трагедией».
В довершение всего губернатор Уильям Сьюард лично приехал из Олбани, чтобы навестить приговоренного в «Тобмс» и пообщаться с его семьей; он скрылся за зелеными бархатными занавесками камеры смертников, в которой Джон ждал своей участи, и долго перешептывался там со всеми тремя братьями.
И все же когда Верховный суд штата отклонил апелляцию, губернатору оставалось лишь извиниться, вверяя младшего из «замечательных братьев Кольт» в руки Господа, потому что даже он оказался бессилен что-либо изменить. Смертный приговор суда собирались привести в исполнение 18 ноября 1842 года в пять часов утра.
Глава 22
Франт
Томми Коулман наблюдал из своей камеры, как надзиратель отомкнул входную дверь и выпустил в коридор цветного официанта с тележкой на колесиках. Официант остановился перед камерой Джона Кольта и крикнул через занавеску:
— Сэр, ваш ленч прибыл, — и подождал, пока его пропустят внутрь: ведь привилегированный узник только что вернулся с прогулки.
Надзиратель приподнял серебряные крышки с пары блюд и бегло оглядел лежащие на блюдах кушанья.
Он подмигнул Томми:
— Пахнет неплохо, да? — и засмеялся, довольный своей выходкой.
Откуда ни возьмись перед дверью камеры с зелеными шторами появился грузный косоглазый мужчина с густыми бакенбардами.
— Мне назначено, — заявил он, не обращаясь ни к кому в отдельности, а потом добавил: — Дилбэк, вы меня впустите или нет?
— Не сейчас, — ответил слуга Кольта через дверь. — Будьте любезны, сэр, возвращайтесь после ленча.
—
— После того как сэр Джон поест.
Какое-то время мужчина стоял молча. Потом пожал плечами и отошел к камере Коулмана.
— А вам ведь не пришлют еду из ресторана «Делмонико», мистер Коулман? — усмехнулся он, меряя Томми тяжелым взглядом своих косых глаз.
— Почему вы решили, будто меня интересует, что ест этот франт?
— Позвольте представиться, молодой человек. Меня зовут Беннетт, главный редактор газеты «Геральд». Я специализируюсь на криминальной хронике, а кроме того, могу похвастаться особым чутьем: всегда знаю, что интересует публику. Желаете ли вы что-нибудь оставить после себя человечеству?
Атаман плюнул на пол сквозь решетку. Брызги попали на черные кожаные ботинки Беннетта.
— Просто расскажите согражданам, каково это, Томми, — настаивал журналист, оставшийся безучастным к плевку. — Не держите боль в себе, приятель.
— Что именно не держать в себе?
— Ну ведь вы убили свою жену и дочь, разве не так?
Коулман свирепо посмотрел на собеседника.
Редактор вынимает свой блокнот. Сделал шаг вперед.
— Кто представляет ваши интересы?
— Представляет?
— Ну, ваш защитник. Адвокат.
— А вам какое дело?
— Не падайте духом, — подбодрил Беннетт. — Сейчас нельзя сдаваться. Убедите меня, заинтересуйте в вашем деле, и вы привлечете на свою сторону всю читающую публику. Я могу встать на вашу защиту и соответствующим образом рассказать всю историю. Если в ней есть что-нибудь интересное для меня. Новости всегда вызывают много шума, вот в чем дело.
— А какая вам с этого выгода?
— Продажи газет. Тираж. Подумайте об этом, приятель.
— Подумать о чем?
— Я же говорю: о вашей истории. Расскажите, как общество испортило вас, бедного ирландского парня, эмигранта в первом поколении. Обычно всем наплевать на таких ребят. Не мне вам об этом рассказывать, молодой человек. Но можно все изменить. Вот что имеется в виду, когда говорят о могуществе прессы. Вот что значит — интерес публики. Заинтересовав публику, можно изменить мир. Это великое оружие. Более мощное, чем револьвер Сэма Кольта. Все еще может измениться.
— Как?
— Я же говорю. Разве вы не слушаете? Могущество прессы… Сколько раз повторять? Печатное слово. Только представьте себе… Вы умеете читать?
Томми рассеян. В камере Кольта Дилбэк помогал своему хозяину надеть темно-коричневый приталенный пиджак и туфли из оленьей кожи.
— Послушайте, приятель, вы должны меня извинить. У меня назначена встреча с сэром Джоном. Он обедает там, в камере.
— Они говорят, я убил сестру Королевы. — Коулман начинал нервничать от того, что внимание собеседника больше не принадлежит ему. — Зачем мне убивать свою жену?