Самая черная птица

Роуз Джоэл

Тот кивнул едва заметно — быть может, на дюйм качнув головой.

Входная дверь открылась. В заведение вошел печальный издатель «Кникербокера» и поэт Льюис Гейлорд Кларк. Он тихо снял шляпу, сел у огня и жестами поздоровался с присутствующими, словно не желая беспокоить.

— Вы запомнили мое стихотворение наизусть! — сказал Халлек. — Боже мой, По, зачем? Я не знал, что вас так интересует моя поэзия.

— Я запоминаю наизусть многое из того, что ценю.

— В самом деле? В таком случае я очень тронут и польщен, — улыбнулся Халлек. — Кроме того, удивлен. Как все

переменилось! Помню, в последний раз, когда я удостоился вашего внимания, сэр, вы разругали меня в пух и прах. После переиздания «Замка Алнвик» вы охарактеризовали мои стихи как «несвязные и банальные», если я правильно помню.

— Все мы совершаем ошибки, Халлек. — По лукаво подмигнул собеседнику. — Тогда нами руководило желание защитить свою репутацию и написать о несчастной Мэри. Разве не так, Кларк?

По взглянул на только что вошедшего джентльмена, снова сделав большой глоток портвейна: Андерсон уже успел предусмотрительно наполнить его стакан.

Поэт снова посмотрел на своего благодетеля.

— А вас смутит, если я скажу, что ваше творчество вовсе не производит на меня такого уж сильного впечатления? Разве вас не удивляет, старина, сколь многие из писателей, посещавших это гостеприимное заведение, сочли необходимым сочинить что-нибудь в память о нашей дорогой, безвременно ушедшей Мэри? — Он презрительно взглянул на издателя. — У некоторых это вышло лучше, чем у других, сэр.

Поэма Кларка, посвященная «прекрасной табачнице», появилась на третьей странице «Коммершиал адвертайзер» через несколько недель после обнаружения тела убитой девушки.

По много раз ругал эти стихи, работая редактором у Билли Бэртона. Тем не менее, не давая их автору опомниться, он без тени иронии принялся цитировать его напыщенное творение:

Вокруг нее — благоуханье, Которым дышат в райских кущах; Улыбки блеск — что звезд сиянье, Глаз синева — небесной гуще. Кто на Бродвее в час вечерний Встречал ее среди друзей, Тот по лицу мог видеть верно, Что сердце праведное в ней.

Владелец лавки утер слезы.

— Именно такой она и была, — с трудом проговорил он. — Я действительно никогда не встречал девушки с такой праведной и прекрасной душой. Вы отлично это изобразили, Кларк.

Остальные промолчали. Ходили слухи, что Андерсон был влюблен в Мэри. Кое-кто поговаривал даже, что он косвенно виновен в ее смерти.

— О, Мэри! Моя бедная Мэри! — восклицал он теперь, не в силах сдержать льющиеся ручьем слезы. — Мне так ее не хватает! Вы ведь знаете — я даже не могу заставить себя нанять на ее место кого-нибудь другого.

В этот момент в лавку вошли четверо шумных джентльменов, занятых воодушевленной беседой об удачно завершенной сделке. Это были братья Харпер: Джеймс, Джон, Флетчер и Джозеф, владельцы одноименного издательского дома.

Джентльмены пребывали в весьма

приподнятом настроении, ибо только что расширили владения своей компании, сделав ее самым большим издательским домом в стране и крупнейшим работодателем в городе.

Старший брат Джеймс, откровенно метивший в кресло мэра, был знаком с бедолагой По, хотя и не являлся его большим поклонником. Он мрачно поздоровался с поэтом, подойдя к печке, возле которой тот приходил в себя, и из вежливости поинтересовался, что он делает в Нью-Йорке.

Писатель тихо ответил, что приехал в город повидаться с Джоном Кольтом.

Джозеф, младший из братьев, тоже не слишком жаловавший По, а может быть — его образ, сложившийся в сознании большинства, фыркнул:

— Говорят, семья Кольт наняла вас, чтобы вы написали об их отпрыске, в надежде, что ваш рассказ спасет несчастного от виселицы. Это правда?

Критик взглянул на него прищурившись.

— На свете есть тайны, сэр, которые не позволено разглашать, — сказал он.

— Ясно. Ясно, — вмешался в разговор Джеймс Харпер. — Но имейте в виду, что все говорят об этом. Кстати, вы ужасно выглядите. Расскажите, что с вами приключилось?

Все братья Харпер к этому времени уже налили себе по полному стакану портвейна и отошли к табачному прилавку.

— Человек, — сказал По, — то и дело берет на совесть столь тяжелую ношу, что избавить от нее может лишь могила. Такова суть любого преступления. Увы!.. Все мы верим в то, во что хотим верить, не так ли?

— Я читал первую часть рассказа «Тайна Мари Роже» в «Сноудэнс», — перебил Халлек, державший во рту сигару, пропитанную ромом. — Мы, все до единого, восхищаемся вашим творчеством, По. Вы снова вывели на сцену своего замечательного Огюста Дюпена из «Убийства на улице Морг». Браво!

— Поговаривают, что в финальных главах маска с убийцы Мэри Роджерс будет сорвана, — произнес Джозеф Харпер. — Это правда?

Андерсон чуть не уронил графин.

— Вы разоблачили убийцу! — воскликнул он. — Кто он?

В заведении воцарилась абсолютная тишина, все ждали ответа писателя. Убийца Роджерс по-прежнему оставался для всех загадкой: сначала подозревали местные банды, потом кого-либо из длинного списка отвергнутых любовников, но эти усилия мало к чему привели.

Критик поджал губы.

— Моя повесть состоит из трех частей, — произнес он раздельно, с театральным выражением, подбодренный спиртным и вниманием публики. — В третьей вы все узнаете, джентльмены.

Сердитый Джеймс Харпер не собирался оставлять По в покое и позволять тому наслаждаться моментом.

— Что мы узнаем? Продолжайте! Вы действительно обладаете какой-то информацией, сэр? Откуда она? Быть может, выяснилось, что Мэри любила другого? Да у нее наверняка был любовник — или вы думаете, что она до самой смерти любила только вас, сэр?

По побелел, но прежде чем успел ответить, дверь распахнулась и порыв ветра вместе со струями дождя ворвался в помещение. Трое мужчин — Грили из «Трибюн», Беннетт из «Геральд» и Уитмен из «Игл», — сражаясь с непогодой, вошли в табачную лавку. С их непромокаемых плащей лились потоки воды.