Самая черная птица
Шрифт:
— Но что это значит, папа? «Вам нужен Сэмюэл Кольт»?
— Не могу тебе ответить. Вероятно, этот вопрос следует задать самому вышеупомянутому господину.
На следующее утро Старина Хейс проснулся еще до рассвета и долго лежал, составляя в уме краткое послание Кольту, которое заставило бы последнего приехать в Нью-Йорк.
Наконец он встал и при свече, тщательно подбирая слова, составил письмо фабриканту. Сыщик решил не уточнять причины встречи, объяснив, что присутствие полковника срочно требуется в связи с делами, касающимися его семьи и полицейского управления.
Ответ пришел по почте на следующий день.
«Разумеется», — писал полковник Кольт, добавляя, что с радостью приедет в Нью-Йорк. Они смогут встретиться через несколько дней в гостинице «Астор» на пересечении Бродвея и Чемберс-стрит или в любом другом месте, на усмотрение главного констебля.
В оговоренный день Бальбоа ждал у дома на Лиспенард-стрит, чтобы отвезти хозяина в гостиницу. Пока они ехали вниз по Бродвею, Хейс достал пеньковую трубку, подарок Ольги, но с огорчением обнаружил, что запасы табака почти иссякли. Поскольку в этот момент они подъезжали к перекрестку, где стояла табачная лавка Андерсона, детектив попросил кучера остановиться.
В магазине стоял знакомый аромат табака. Андерсон, как обычно, суетился за стойкой. Напротив него, вглядываясь в поверхность стеклянного шкафа, сидел сгорбившись какой-то джентльмен. Завидев констебля, он встал.
— Халлек.
— Хейс.
— Рад видеть вас.
— Взаимно, сэр.
— У вас такой скорбный вид. Неприятности?
— Вы так же проницательны, как о вас говорят. У меня выдался трудный день. Вы слышали? Мой работодатель отправился в лучший мир.
— Джон Джейкоб Астор умер?
— Да, сегодня утром.
— Мои соболезнования, однако это случилось не вдруг. Кажется, он болел. Что произошло?
Халлек слабо
— Ничего из ряда вон выходящего. Причина смерти естественная. Хорошая жизнь. Он прожил дольше, чем многие из нас. И все же…
— Никто не в силах покинуть этот мир живым. Мы должны быть благодарны за то, что нам дано.
— Вечная жизнь не привлекает вас, мистер Хейс? Некоторым из нас бессмертие кажется чрезвычайно соблазнительным.
— С течением времени мы становимся жертвами такого количества недугов, нами овладевает такая усталость, что мне даже на минуту трудно представить себе эту муку — дожить до ста пятидесяти или двухсот лет.
Халлек с облегчением рассмеялся:
— Ах, как вы правы, констебль! Когда мистер Астор лежал на смертном одре, я спросил его, сожалеет ли он о каких-либо своих поступках. Я думал, что он ответит: «Ах, если б я был честнее в делах и с большей чуткостью относился к сыну и наследнику…» — в общем, что-то в этом роде. Но нет. Он практически на последнем издыхании произнес: «Единственное, о чем я жалею, — так это о том, что не вложил все свои деньги в нью-йоркскую недвижимость». Таким этот человек оставался до последнего.
Мужчины коротко поговорили о смерти По.
— Грустно. Очень грустно, — сказал Халлек. — Человек столь живого ума и таланта.
Хейс выбрал два вида табака: кубинский резаный и листовой каролинский, светлый. Упаковывая покупку, Андерсон, казалось, пристально и с каким-то особым видом смотрел на него. На вопрос сыщика владелец лавки ответил, что у него есть одно потрясающее известие. И рассказал, будто к нему тайком приходил призрак Мэри Роджерс и пообещал через некоторое время открыть личность своего убийцы.
Констебль ответил:
— Когда призрак вернется, пожалуйста, сразу же сообщите мне, — после чего стремительно покинул заведение.
В гостинице «Астор» полковник Кольт ждал Старину Хейса, сидя в уединенном кабинете, отделанном красным бархатом и черной лайковой кожей, на парчовом диване под газовым фонарем.
— Сэр, как вы себя чувствуете? — спросил он, поднявшись при виде детектива.
— Хорошо, сэр, однако я только что встретил мистера Фитц-Грина Халлека, который сообщил мне пренеприятные новости. Джон Джейкоб Астор умер. Сегодня утром.
— Астор умер! — фыркнул изобретатель. — Сначала По, потом этот. Что ж, должен признаться, очень вовремя. Поговаривали, что старина Джон много лет ежедневно питался исключительно женским молоком. Материнское молоко прямо из молодой груди — вот все, что он был способен проглотить. Не будем осуждать беднягу за его склонности, да и кто станет отрицать: неплохо придумано! Я всю свою жизнь был сангвиником, человеком активным, даже порывистым, и всегда преклонялся перед женской красотой. Признаюсь, что хотел бы покинуть наш мир точно так же: с кучей денег в зобу, жадно прильнув губами к соску. Что скажете, мистер Хейс? Не так уж это и мучительно?
— Мистер Кольт…
— Простите, главный констебль. Прежде чем мы перейдем к делу, у меня есть кое-что особенное. Обладать ими должны вы, и никто другой.
Полковник поднялся с кресла. Ящик вишневого дерева с голубой шелковой подкладкой и парой новых револьверов стоял на буфете. На барабане каждого была выгравирована фигура констебля полиции, весьма похожего на самого Хейса, с котелком на голове, полицейской дубинкой в одной руке и револьвером в другой, стреляющего в троих бандитов, размахивающих ножами и палками.