Самая долгая ночь
Шрифт:
Пока она рисовала, рука ее ни разу не дрогнула. Страх перед поездами испарился, как лужа на мостовой в жаркий летний день. Он исчез в тот момент, когда дверь вагона отъехала в сторону, и она услышала голос Леонарда, который звал ее по имени. Все-таки они своего добились! Они сделали невозможное. И каждый километр, что пролетал под днищем вагона, приближал их к спасению.
— Река, — произнес Леонард. От неожиданности она вздрогнула и обернулась к нему. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Но он ничего не сказал, и на какое-то время в вагоне воцарилось молчание. Ей почему-то
— Той ночью на польдере, когда наш самолет приземлился, — начал было он и вновь умолк. Она наклонилась к нему и осторожно, потому что его рука по-прежнему кровоточила там, откуда она вытащила занозу, положила сверху свою ладонь.
— Я знаю, — сказала она, глядя ему в глаза.
Даже несмотря на слой грязи, на его лице проступило удивление.
— Знаешь?
— Знаю, той ночью тебе было страшно. В твоей руке был пистолет, потому что тебе было страшно. Ты бросился назад к самолету. И я знаю, почему. Но ты не трус, — и она легонько похлопала его руку.
Под грязными потеками сажи, оставленными на его лице струями дождя, была заметна растерянность. Но Леонард улыбнулся, теплой, человеческой улыбкой, — с трудом верилось даже, что перед ней гангстер, профессиональный убийца, — и в ответ пожал ей руку.
— Нам следует вернуться в локомотив, — сказал у нее за спиной чей-то голос. Это был Кристиан. Он посмотрел на Вресье, на ее обращенное к нему лицо, однако не стал протягивать руки, чтобы его потрогать. Казалось, будто он заглянул за край жизни и едва не поддался искушению сделать последний шаг. Таким, как раньше, он больше никогда не будет, и всякий раз, когда он будет смотреть на жену, он будет об этом помнить.
— Это самый опасный пункт, — обратился он к Леонарду. — Гронинген. Нам нужно проскочить его без остановки. Я на всякий случай вернусь в кабину к машинисту. Да и тебе следовало бы тоже. Немец…
Леонард кивнул. Он понял, что хочет ему сказать Кристиан — Кагену доверия нет. Полагаться на него опасно, он продемонстрировал это еще своей выходкой в Амстердаме, да и в лагере тоже. Леонард еще раз пожал Реке руку и посмотрел на нее, как будто бы говоря, что их разговор еще не окончен.
— Ничего, если вы здесь побудете одни? — спросил он.
Река кивнула. Поезд слегка замедлил ход. Леонард переступил через ее ноги и вслед за Кристианом двинулся по проходу к задней двери вагона. Он обернется и посмотрит на меня, подумала Река, обязательно обернется и посмотрит, пусть даже всего на миг. Ведь я ему небезразлична.
Леонард обернулся и, прежде чем ступить на подножку, посмотрел на Реку.
Единственный «дворник» его БМВ был бессилен бороться с дождем.
— Остановитесь вот здесь, — приказал Пройсс. Де Гроот повернул руль и нажал на тормоз. Машина остановилась. Кабину наполнил свет фар грузовика, который остановился следом за ними. На здании на противоположной стороне улицы висел знак: жандармерия.
Пройсс обернулся, однако увидел лишь фары грузовика.
— Это Меппель? — спросил он, даже не пытаясь скрыть раздражение. Погода, похоже,
— Стапхорст, — ответил толстый голландец и фыркнул. — Думаю, до Меппеля еще километров пять будет.
— Вы так думаете?
— Я родом из Амстердама. А это какая-то глушь.
— А сколько до Вестерборка?
Де Гроот включил электрический фонарик и развернул карту. Он внимательно рассматривал ее какое-то время, а затем ткнул в нее толстым пальцем.
— Еще пятьдесят километров.
— Полчаса, — сделал вывод Пройсс и поднес циферблат часов под луч фонарика. Половина пятого. Марта сейчас уже, наверно, заканчивает работу. — Кстати, куда подевался второй грузовик? Почему он не следует за нами? Выясните это, — приказал Пройсс де Грооту. Тот обернулся назад, на заднее сиденье БМВ, где расположились Кремпель и толстошеий сотрудник крипо по имени Мункхарт. Голландец натянул плащ, нахлобучил шляпу и открыл дверь. В салон вместе с порывом ветра тотчас влетели капли дождя и упали на лицо Пройссу.
— Ну и погодка, черт ее побери, гауптштурмфюрер, — подал голос Кремпель с заднего сиденья. — В такую погоду на улицу не то, что еврея, собаку не выгонишь.
Пройсс оставил его слова без ответа. Вместо этого он закурил сигарету. Именно такой, похоже, и бывает борьба с партизанами — в непогоду и в кромешной тьме. Лично его такая перспектива не слишком вдохновляла.
А ведь до этого они ехали быстро. В пути они пробыли всего полтора часа с того момента, как они выехали с мощенного булыжником двора управления на Ойтерпестраат. Де Гроот не снимал ноги с педали акселератора, а стрелка спидометра, казалось, замерла на отметке 80 километров в час. Два «опеля-блица» исправно следовали за ними по крайней мере до недавнего времени.
Перед тем как им отправиться в путь, у него по телефону вышел спор с майором люфтваффе в Схипхоле, который имел наглость заявить ему, что, мол, разведка с воздуха невозможна, даже если это небольшой «шторьх». Мол, дождь и низкая облачность, и этим все сказано. Прошу меня извинить, гауптштурмфюрер, но ни одна машина сегодня в воздух не поднимется, может, попозже, когда ливень прекратится. После этого Пройсс скрепя сердце позвонил Гискесу и попросил у него людей, прекрасно понимая, что нужного количества без предварительного согласия ему не получить. Абверовца у себя не оказалось, и Пройссу ничего не оставалось, как попросить, чтобы тому передали его просьбу, а именно, как можно скорее выехать в Гронинген с отрядом солдат. В Гронингене они решат, в каком направлении ушел состав.
Дверь БМВ открылась, и внутрь ворвался очередной порыв смешанного с дождем ветра. Впрочем, уже в следующую секунду дверной проем загородила собой туша де Гроота, и дверь захлопнулась.
— В грузовике мои люди, — сказал он. — Водитель не помнит, когда он в последний раз видел второй грузовик с вашими людьми.
— Естественно, — произнес Пройсс. Он вышел из машины под дождь и, выбросив недокуренную сигарету в лужу, направился на ту сторону улицы к полицейскому участку.
Внутри дежурил лишь один-единственный полицейский-голландец, королевский жандарм.