Самая короткая ночь
Шрифт:
К р ы м о в. Совершенно верно. Вот вы и доказывайте, что меня в тот момент не было. А я берусь доказать, что как раз находился в комнате, когда зажигалка перешла в ваши руки.
Х о м у т о в. Ведь врешь и не краснеешь.
К р ы м о в. Зато будем с вами на равных.
Х о м у т о в. Ты что это — серьезно?
К р ы м о в. Вполне.
Х о м у т о в. А тебя и обломать можно, учти!
К р ы м о в. Это ничего не изменит… Есть такое выражение: бить врага его же оружием. Никогда не слышали? Отличное выражение. (Уходит.)
Х
Кабинет Башкина. Б а ш к и н и Л а р и с а.
Б а ш к и н. Я, Лариса Ивановна, все делаю, чтобы замять это дело, а Глеб Николаевич, наоборот, чуть ли не в набат колотит. Зачем?.. Вы бы поговорили с ним. Может, к вам он прислушается.
Л а р и с а. Вряд ли. Но попытаюсь.
Входит К р ы м о в.
К р ы м о в. Добрый вечер… Я к вам, Григорий Матвеевич. (Достал из кармана листок бумаги.) Я тут все изложил письменно. Все, о чем мы с вами говорили. Считайте, что это мои свидетельские показания против Хомутова.
Башкин бегло просматривает листок.
Л а р и с а (Крымову, негромко). Ложь во спасение?
К р ы м о в. Очевидно, мы по-разному понимаем слово «спасение».
Л а р и с а. А слово «ложь»?
Б а ш к и н (Крымову). Это что — вполне здраво?
К р ы м о в. Да.
Б а ш к и н. Глеб Николаевич, чего вы добиваетесь? Следствия, суда? Чтобы шум на всю стройку? Что вам нужно? Хомутова мы уволим, уедет отсюда, следа не останется. Агееву — урок хороший, тоже не вредно… В конце концов, он сам отрицает, что вы тогда находились в комнате!
К р ы м о в. Что из того?
Б а ш к и н. Как — что? Значит, вы хотите дать фиктивные показания?
К р ы м о в. Да!.. В известной мере…
Б а ш к и н. И считаете это возможным?
К р ы м о в. Но вы же сочли возможным поверить показаниям Хомутова, которые заведомо лживы! Вот и потрудитесь принять мои показания!
Л а р и с а. Но ведь с юридической точки зрения…
К р ы м о в. С юридической точки зрения ничего не было! Все улажено! Тихо и без шума!
Б а ш к и н. Глеб Николаевич, заберите обратно этот ваш листок. Вы тут и подпись официально поставили, и даже номер партбилета, а это уж, согласитесь, совсем несерьезно, наивно…
К р ы м о в. Но ведь Агеев невиновен!
Б а ш к и н. Так ведь суда и не будет!.. Поверьте: я в таких вещах немножко опытней вас. Мне честь коллектива дороже всего, и я не хочу, чтобы ее трепали из-за одного дурака, которому, если на то
К р ы м о в. У нас с вами разные понятия о чести, о добре…
Б а ш к и н. Вам это легко говорить. Вы же тут, в общем, посторонний человек. Приехали по личным мотивам, точно так же уедете. А мы тут с самого начала и до самого конца, и нам дело нужно делать, Глеб Николаевич, де-ло!..
К р ы м о в. Почему вы сказали, что я уеду отсюда?
Б а ш к и н. Потому что не приживетесь. Не уживетесь. Характер у вас не тот. Вам бы где-нибудь в центре, знаете ли… А к нашему Северу привыкнуть надо, душой и телом, что называется…
К р ы м о в. А я и привык, и мне здесь очень нравится, и в центр меня почему-то не тянет…
Б а ш к и н. Словом, возьмите эту вашу страничку. Я тут не одни штаны просидел, наставляя людей на путь истинный. И кроме того, у вас еще не было инфаркта? А у меня уже был… Будете уходить, захлопните дверь. (Уходит.)
Л а р и с а. Все-таки добрейшая он душа. Ворчит-ворчит, а кому-то помогает, кого-то выручает…
К р ы м о в. Да… А знаете, Лариса Ивановна, мне удалось выяснить, где был Агеев в тот самый вечер.
Л а р и с а. Где же?
К р ы м о в. Он ездил в город, был на вокзале и пытался хоть что-нибудь разузнать о Маше. Я разговаривал с кассиршей, которая хорошо его знает.
Л а р и с а. Так что же вы молчали?
К р ы м о в. У меня тут все написано. Просто он не дочитал до конца.
Л а р и с а (взяла листок, читает). «В тот вечер Агеев был на вокзале и старался узнать что-нибудь об отъезде Маши Пастуховой…» Глеб Николаевич, дайте мне этот листок, я догоню Башкина… Нет, вы просто… невозможный человек! Просто невозможный!
Пустынная улица. Горит лампочка фонаря на столбе.
Идет К р ы м о в. Из темноты появляется Х о м у т о в, за которым маячат еще какие-то тени.
Х о м у т о в. Не спеши, Крымов. Поговорить надо.
К р ы м о в. Мне с вами не о чем говорить. Вы пьяны. Уйдите с дороги.
Х о м у т о в. Я на твоей, ты на моей — не разойтись… Последний раз спрашиваю: был ты тогда в комнате или нет?
К р ы м о в. Был.
Х о м у т о в. Ну, пеняй на себя…
Раздался свист в два пальца. Звякнуло, рассыпалось в темноте стекло разбитого фонаря и погасшей лампочки. В тусклом полумраке заметались черные тени. Они то сближаются, то расходятся, они тяжело дышат, ухают, падают, поднимаются. У этих теней нет рук, ног, голов, это просто тени, сгустки темноты. Вдруг снова свист, выкрики, мечущийся луч карманного фонарика, голос: «Четверо на одного, сволочи!» Затихающий топот… И вот мы видим А г е е в а, который помогает подняться Крымову.