Самая крупная победа
Шрифт:
— Ну вот ты как! — виновато воскликнул Севин папа. — Ну ладно, ладно, в таком случае давайте извинимся перед хозяйкой за наше шумное вторжение и последуем домой.
Он извинился, и они все вышли.
Я посмотрел на мать, она покачала головой:
— Нехорошо. Ты старше, умнее и должен как-то направлять его, а не резать вместе с ним одеяла.
— Да он же говорил… — начал было я.
— Мало ли что он говорил, — перебила мать, — но ты же видишь, что это хорошее, совершенно новое одеяло, значит, оно не могло где-то
— Ладно, — сказал я, — теперь буду по-другому за ним смотреть. Только ты, пожалуйста, ну… не верь, что бокс — грубый. Он интересный и полезный!
Однако увидеться с Севой оказалось не так-то просто: с этого вечера он стал прятаться от меня, даже на улицу не выходил, сколько я ни караулил его у кухонного окна. Мало того, дядя Владя сказал, что, когда я в школе, он везде ходит и хвалится, что если бы не Лидка, то он меня с двумя перчатками всего бы избил.
15
На ходу вытираясь мохнатым полотенцем, в одних трусах, я вошел в комнату и, задержавшись против зеркала, согнул правую руку. Горкой вздулась мышца бицепса, согнул другую — тоже. Да-а, не зря купил я теннисный мяч и с тех пор нигде с ним не расставался, незаметно нажимал да нажимал в кармане. Да и вообще мне уже несколько человек говорили, что я на глазах меняюсь. Вчера на уроке физкультуры, когда я быстрее всех пробежал, учитель так и сказал: «А ты, Строганов, за последнее время на глазах развиваешься!» И дядя Владя сейчас то же самое сказал. Наверно, это правда. Потому что вчера стал рубашку надевать, которая совсем еще недавно была велика, так ворот не сошелся.
В комнату вошла мать. Я отпрянул от зеркала и сделал вид, будто гляжу в окно.
— Одевайся, одевайся живее, а то простудишься! — сказала мать и сразу же спросила: — Кстати, ты с Севой-то говорил или нет?
— Да я его уже два дня не вижу. Прячется от меня.
— Ах какой хитрый! И все-таки ты найди случай, непременно поговори. Нельзя давать товарищу портиться.
Я быстро позавтракал, надел пальто, фуражку — на улице теперь было холодно, и только один Митька все еще ходил раздетым; весь синий, согнется, а пальто надевать не хочет, — взял портфель и вышел из квартиры.
Спустившись вниз и выйдя из сеней, я стал прыгать с камешка на камешек, так как во дворе было очень грязно, завернул за угол дома и остановился: от ворот с голубем в руках шагал Митька.
«Да иди же, иди, чего испугался-то? — возмущенно сказал над моим ухом чей-то голос. — А пристанет, брось портфель и покажи ему!» Но я стоял, крепко сжав ручку портфеля, и не двигался. Правда, это уже не был тот страх, с которым я раньше смотрел на своего недруга, но я как-то сразу забыл, что ходил в боксерский зал и кое-чему выучился там.
— Ну, чего глядишь? — бросая за спину голубя, который радостно взмыл в небо, злобно прошипел Митька. — Боксер! — желчно скривился он. — Да я тебе
И тогда я, уже умевший уходить от быстрых боксерских ударов, сделал короткий шаг назад, и Митькин кулак пролетел мимо, а сам он чуть не упал.
— Ах ты так? Так, да? — мигом освирепел он и, размахнувшись еще сильнее, кинулся на меня, чтобы предупредить отскок.
Но я на этот раз и не отскочил, как он думал, — сзади была лужа, — а нырнул под удар, то есть быстро присел, пропуская его над самой головой. Как Борис!
И дальше случилось то, чего я и сам не ожидал: Митька, стремительно пролетев мимо меня и не удержавшись, со всего маха шлепнулся прямо в лужу.
— Ур-рр-ра! — раздалось вдруг сверху. В форточке, высунувшись чуть ли не по пояс и рискуя вывалиться наружу, торчал Сева и изо всех сил бил в ладоши: — Ур-рр-ра!
— А-а-а! — орал, барахтаясь в луже, Митька. — Убью-у! Убью-у-у! — Все лицо у него было залеплено грязью.
Я испугался и, не разбирая дороги, бросился вон со двора.
Я без отдыха проделал весь путь до школы, влетел в свой класс и только тогда почувствовал себя в безопасности.
Жора спросил:
— Ты чего это?
Я вдруг вспомнил залепленную грязью рожу Митьки и, давясь от смеха, все рассказал.
Лили не было, и мне отчего-то сразу же сделалось тоскливо.
На последнем уроке учительница сказала:
— Ты, Строганов, живешь рядом с Лилей Савиной. Передай ей домашние задания. Она же тебе помогала.
Я сначала обрадовался, но потом нахмурился: к Лиле надо идти мимо Митькиной голубятни. Попросил Жору, когда шли домой:
— Знаешь что, отнеси ты ей задания, а?
— Это почему?
— Да понимаешь ли… мне очень некогда!
Жора согласился, а я, напряженно следя, не выйдет ли из ворот Митька, юркнул в свое парадное.
Не успел раздеться, как прибежал Сева, стал прыгать, хохотать и показывать, как я здорово трахнул Митьке.
«Да я его вовсе и не трахал!» — хотел было признаться я, но смолчал: было все-таки лестно, что Сева думает так.
— Знаешь, — захлебывался он, — Рыжий, как трубочист, был весь черный от грязи! Ух, здорово ты ему! Ух, здорово!
Я нахмурился: здорово-то здорово, да теперь этот дурак будет еще больше приставать. Сам же виноват, а вот начнет теперь… И я сказал строго:
— Ну ладно, довольно. Ты мне лучше вот что скажи: почему ко мне целых два дня не приходил?
Сева опустил голову.
— Чего молчишь-то?
— Сам знаешь… — пробурчал он.
— «Знаешь»! — передразнил я. — И себя и других подвел. На меня теперь все ругаются!