Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
— Чудо! Прав Важа — сказка! — взволнованно произнес Алексей и потянулся к графину.
А я, переполненный впечатлениями, только вздохнул и тем самым, по словам Алексея, «продемонстрировал свое философское слабоумие».
До темноты мы прикончили весь графин, и в спальники забрались с раздутыми животами, но горный воздух и усыпляющие запахи от каштанов сделали свое дело — мы спали как ангелы, и во сне, как и подобает ангелам, летали над заснеженными вершинами и долинами с серебристыми змейками рек. Само собой, раза два сон прерывали по нужде — вино действовало не только
Утром, освежившись «Хванчкарой» из мерной бутыли, мы демонтировали палатку и пошли разыскивать дом Важи.
Его дом, действительно, знали все; не дом, а внушительный домина — двухэтажный, белокаменный, с балконом, он соседствовал с Домом отдыха и чем-то напоминал своего государственного собрата — пожалуй, архитектурными излишествами; в обоих строениях были явно нарушены пропорции между полезностью и украшательством.
— О, туристы! — воскликнул Важа, увидев нас с бутылкой (он стоял посреди двора, делал какие-то гимнастические упражнения и неизменная улыбка играла на его лице; как и накануне, над ним трепетал флаг бодрости и веселья). — Заходи, гостем дорогим будешь! Надо ж! Первые русские, которые вернули бутыль. Любико, радость моя! — он крикнул в открытую дверь. — Неси помидоры, инжир, виноград! У нас дорогие гости!
Жена Важи, тонкая, черноволосая, черноглазая, в скорбном одеянии: черном платье и черных тапочках — прямо монахиня, — оказалась, в отличие от мужа, малоприветливой, строгой особой. Безучастно поздоровалась с нами, прошла мимо с подносом фруктов и, накрыв стол в саду, скрылась в доме.
— Она недовольна, что мы зашли? — осторожно спросил Алексей у Важи, когда тот усадил нас за стол.
— Еще как довольна! Как это недовольна! Что ты говоришь, генацвале!
— А почему не посидит с нами? — сморозил я очередную глупость, совершенно забыв про грузинские обычаи.
— Жена, где должна быть, генацвале? — засмеялся Важа. — В доме! Делать все по дому должна! Где ж ей еще надо быть?! Видали, какой у меня дом, а?! Дворец! В нем работы много… А вести беседу должны мужчины. И с вином. Какая беседа без вина?! — довольный своим пояснением, Важа налил из кувшина три стакана вина, еще более красного, чем то, которое продавал; один стакан поднял.
— За настоящих мужчин, которые держат слово! За мужчин, которые умеют ходить по горам и пить вино…
— И работать! — добавил я, развивая тост, но тут же, по недоуменному взгляду Важи, понял, что это нелепая вставка.
— Зачем работать? — пожал плечами Важа. — Пусть работает лошадь. А мужчина должен делать вино… Ну, принести, поколоть дрова… Это ж не работа! Это гимнастика для настоящего мужчины. Не так?! — Важа вскинул ладонь, давая понять, что его свидетельства бесценны.
— Так, так, — поддакнул Алексей. — За настоящих мужчин!
— Как вино? — спросил Важа, когда мы выпили, причем я все-таки про себя выпил только за первую часть тоста, да еще и со своим добавлением.
— Как вино, генацвале, а? — повторил Важа, широко улыбаясь и заранее предвкушая наш ответ.
И Алексей и я, не сговариваясь, развели руками и причмокнули, давая понять, что у нас нет слов.
— Вы, генацвале, извините, — сказал
Легкой, натренированной походкой Важа привел нас в подвал дома и мы ахнули — перед нами открылся винный склад: огромные бочки с кранами и на каждой — дата изготовления, в большинстве — задолго до нашего рождения.
— Эту бочку ставил мой прадед, — известил нас Важа, поглаживая драгоценное сокровище. — Здесь не вино, а золото. Такому вину цены нет. Но для дорогих гостей ничего не жалко, — с этими словами Важа взял стоящую рядом кружку и, открыв кран, подставил под мощную шипящую струю.
Мы с Алексеем попробовали «золотой» напиток и, не знаю, как мой друг, а я впервые понял разницу между молодым вином и старым, выдержанным. Разница в пользу последнего была очевидной и безмерной.
— Эту бочку ставил мой дед, — Важа пританцовывая подошел к другой бочке и вновь наполнил кружку.
Потом были бочки отца, дяди и старшего брата — бочки как бы в историческом срезе.
Когда Важа вывел нас на свет, мы были вдрызг пьяны. К счастью, фрукты, которыми мы набили себя после обильного питья, ну, и само собой, — неповторимый горный воздух, вскоре привели нас в чувство.
— У тебя, Важа, несметные богатства, — сказал Алексей, почти протрезвев.
— Кое-что имею, — скромно отозвался Важа. — На мою жизнь хватит. И детям хватит… И машина у меня есть. «Волга», — уже не очень скромно объявил Важа. — Отдал другу. Он поехал к морю, а то подбросил бы вас до Кутаиси. Вы туда идете?
— Туда, — подтвердил я и встал из-за стола, вполне определенно намекая Алексею, что пора прощаться (мне что-то стало надоедать хвастовство Важи).
— Да, нам пора. — Алексей тоже поднялся. — Спасибо за угощенье, за вино…
— Куда спешить?! — раскинул руки Важа. — Оставайтесь! Вечером в Доме отдыха танцы, такие девушки — у-у! — он выпучил глаза, явно увлекая нас в полет своей сексуальной фантазии. — Отлично проведете ночь, а завтра пойдете.
— Нет! — твердо заявил я и ухватился за рюкзак.
— Второй день не просыхаем, — усмехнулся Алексей. — Пора и честь знать, а то еще разум затемнится.
— Разуму темниться никак нельзя, — покачал головой Важа. — Но, подождите, генацвале! — он вскочил и крикнул в дом: — Любико, радость моя! Неси дорогим гостям на дорогу помидоры, инжир, виноград! И это, маринованную свеклу. Совсем про нее забыл! — и, повернувшись к нам, закатил глаза. — Маринованная свекла — это у-у! Не оторвешься!..
Жена Важи подошла с подносом фруктов и свеклы, поставила все на стол и так же безучастно, как поздоровалась, попрощалась с нами. Мы рассовали фрукты и овощи по рюкзакам и горячо поблагодарили нашего благодетеля.
— А-а! — махнул рукой Важа, но проводив нас до дороги, вдруг сказал: — Видали, как я вас встретил, а? Я был в России, меня там никто так не встретил.
Этой репликой он несколько смазал свое гостеприимство, вернее, придал ему немного показушный характер, но все же мы с ним попрощались тепло, и с нашей стороны это было вполне искренне.