Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)

Сергеев Леонид Анатольевич

— Пошли танцевать!

— С величайшим удовольствием, но… я не умею, — проронил брат. — И потом, здесь не принято.

— Плевать! — Камилла решительно забросила «корону» и перешла в свою естественную плоскость. — Пойдем с тобой сольемся в экстазе, — кивнула мне и встала. — Пусть смотрят, пусть завидуют!

В танце она прижималась ко мне животом, неистово крутила бедрами, бормотала как ей нравится красивая жизнь и еще успевала разглядывать посетителей и, по-моему, была не прочь потанцевать на столе.

Пока мы вращались

в середине зала, брат прикончил третью рюмку — вероятно, чтобы приглушить ревность — на его лице я прочитал далеко не легкое чувство зависти ко мне, умеющему танцевать; как все неопытные застольщики, после третьей рюмки он захмелел и, желая подыграть своей разгулявшейся «королеве», показать, что и он не чужд эксцентричным выходкам, рассказал пошлый анекдот и пару раз неумело, стесняясь, ругнулся — его анекдот не понял даже я, о секретаршах и не говорю. Заметив наши растерянные физиономии, брат закурил, закашлял, прослезился. В это мгновение меня сзади кто-то хлопнул по плечу и я услышал поставленный баритон:

— Ленька, здорово, черт! Ты, как всегда, с женщинами ошеломляющей красоты! — за моей спиной стоял стариннейший друг Сашка Булаев, человек необузданный, с широким размахом — он был выпивши, невероятно развеселый, словно только что с праздника; впрочем, он каждый вечер устраивал праздники, один величественней другого, и утром никогда не жалел, что накануне много выпил.

— Я к вам! — гаркнул Сашка и бесцеремонно поставил на стол бутылку водки, кивнул брату, вроде и не замечая его недружественного прищура, с насмешливым любопытством осмотрел наших дамочек.

— Садись, — ляпнул я по простоте душевной и тут же встретил ледяной взгляд брата — он шевельнул губами: «Не порть вечер!».

Сашка отошел за стулом и я сказал брату:

— Не преувеличивай страхи, он мой друг, отличный мужик.

— Ну приведи еще целую кодлу, — пробормотал брат приглушенным голосом, а Камилле пояснил: — Чем человек глупее, бескультурней, тем больше его тянет в стадо.

Сашка подошел — в одной руке тащил стул, другой обнимал официанта.

— Все самое лучшее! — приказал официанту, плюхнулся на стул, представился:

— Александр. Фотограф. Неженатый, — открыл свою бутылку. — Польская. Из посольства. «Житная» называется.

— Пшеница, в переводе с польского, — сказал брат, желая сверкнуть обширной эрудицией.

— Нет. Рожь, — поправил Сашка и загоготал. — Очень полезна для души.

— Уморительно, хоть плачь! — Камилла протянула рюмку.

— Класс! — Маша тоже подвинула рюмку. — У меня мечта… съездить в Польшу.

— Поедем! — загрохотал Сашка. — Денег полно. Путевки раздобыть несложно. Но вначале всех приглашаю к себе. Обещаю сделать групповой портрет. Я лучший фотограф в Москве. Ленька, подтверди.

— За приятное знакомство! — Камилла подняла рюмку и расплылась.

— За вас! — Маша повернулась к Сашке.

— Вперед! — Сашка опрокинул

рюмку, крякнул и безмятежно, с простодушной непосредственностью заехал в другую область:

— Однажды я встретил женщину, она была страшно одинокая. Стало жалко ее и я женился, ха-ха! А она играла в одинокую, привязывала и закабаляла жалостью. Через год я это раскусил и развелся. Теперь абсолютно свободный, ха-ха!

Маша тут же прильнула к нему и начисто забыла обо мне и о брате, и о подруге. Камилла тоже выпила, подмигнула мне и, скосив глаза в сторону Сашки, подняла большой палец, а вслух возвестила:

— Мы тоже свободные.

Брат пить не стал, а на слова Камиллы угрюмо пробурчал ей в ухо:

— Напрасно вы так говорите. Он прохвост и ведет себя по-хамски.

Официант принес кучу закусок, но Сашке этого показалось мало, он притащил из буфета еще две бутылки шампанского и коробку шоколадных конфет, потом снова исчез и вернулся с букетом роз. Пока он отсутствовал, брат выдал мне очередную порцию недовольства (разумеется, рассчитывая на уши слушательниц):

— Этот твой друг обнаглел от богатства. Считает, что за деньги можно все купить, они заменяют ему и знания и культуру. И ты дуешь с ним в одну дудку.

Дело попахивало ссорой; в таком положении спасает только чувство юмора. Я пошутил:

— В компании нужен весельчак, как массовик-затейник.

Но брату было не до шуток, он настроился весьма решительно.

— Вы оба допрыгаетесь! Или ты его турнешь из-за стола, или…

— Он смешной такой… и добрый, — проворковала Камилла и брат, помрачнев, опустил голову.

Мы выпили еще, и Сашка продолжил веселить компанию — он выступал особенно настойчиво, точно и не замечал надутого брата, точно нарочно шел на риск.

— …Ленька знает, я был бедным фотографом. Раз после обильной выпивки еду в троллейбусе и ко мне обращается молодая парочка: «Не могли бы вы нас снять?». А с камерой я не расставался… Я думал, они просто хотят запечатлеть свое счастье, но они привели меня на квартиру, разделись, сказали «снимайте!» и показали много секса. Потом пленку забрали и хорошо заплатили, ха-ха!

— Класс! — чуть не вскрикнула Маша, — она уже напилась и готова была прямо за столом устроить стриптиз.

— Я хотела бы иметь свое фото… обнаженной, — засмеялась Камилла и брат шарахнулся от нее.

— Вы это серьезно? Чем больше женщина раздевается, тем меньше на нее обращают внимание… исчезает тайна.

— Чепуха! — Камилла вздернула плечи и состроила невинные глазки. — Когда я мало на себя надеваю, сбегается пол улицы. Сниматься в одежде так старомодно.

Брат налил себе коньяк, опрокинул рюмку, поперхнулся и в полном расстройстве склонился над столом — наконец до него дошло «королевство» ненаглядной.

А Сашка все нагнетал обстановку, даже нарочно хотел казаться хуже, чем есть на самом деле.