Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
— Обещаю, в этом месяце предоставить тебе квартиру.
— Хватит кормить обещаниями! — взорвался Матвей. — Сыт по горло! И нечего рассусоливать, убирайтесь подобру-поздорову!
— А подадите в суд, напишем голландцу! — визгливо крикнула из-за спины Матвея его жена. — Он враз приедет! Опозоритесь на всю страну!.. И вас турнут! (трезвая она соображала как надо).
Это был убийственный довод и власти прикусили язык. Перед Шапошниковым возникла правительственная комиссия и понижение в должности, перед начальником милиции — разжалование в
Молодой, веселый, беспечный…
Похоже, он всегда был положительно заряжен, как бы с утра поднимал флаг бодрости и веселья и спускал его только поздно вечером, перед сном. Мы встретились в полдень, в самый пик его прекрасного состояния, когда из него прямо хлестала энергия, то есть флаг развевался особенно зримо. Он догнал нас на тропе после того, как мы преодолели Мамисонский перевал и усталые ковыляли к маячившему внизу селению.
— Эгей! — воскликнул он праздничным голосом, с яркой улыбкой под пышными усами. — Хорошо идем, генацвале! Русский турист в горах хорошо идет. Почти как грузин.
Молодой, загорелый, подтянутый, он как-то по-кошачьи, мягко и пружинисто вышагивал по тропе, неся на плечах вязанку сучьев приличного размера и, судя по отличному настроению (он пел какую-то грузинскую песню), нес еще на плечах и небо, и солнце.
— Почти как грузин, — хохотнул парень. — Чуть не хватает легкости.
— Мы впервые на Кавказе, — еле переводя дыхание, пояснил Алексей. — Не привыкли к горам… Но надо сказать, красота здесь отменная.
— Горы это сказка, — сказал парень, уверенный, что его мысль приближается к великой. — Кавказ самое лучшее место на свете, — он снова запел, на этот раз что-то вроде гимна всему Кавказу.
На окраине села жизнерадостный певун внезапно исчез, вильнул куда-то в сторону.
С полчаса мы блуждали меж домов и хозяйственных построек по пустынным (видимо, все попрятались от зноя) каменистым закоулкам, наконец набрели на небольшой рынок — дощатый прилавок, на котором красовались фрукты и бочонки с вином. За прилавком лениво восседали разморенные на солнце продавцы; самым близким к нам оказался… тот парень. При нашем появлении продавцы оживились, а парень крикнул:
— После дороги без вина никак нельзя! Подходи, генацвале, пробуй! У нас самое лечебное вино! Я знаю, что говорю!
— И самое дешевое, — добавил кто-то из продавцов.
Последнее сообщение было немаловажным, поскольку наши денежные запасы уже подходили к концу; правда, у нас имелись билеты на обратную дорогу, но мы еще планировали отдохнуть пару-тройку дней у моря.
Парень налил нам по стакану вина; мы для приличия немного сладострастно посмаковали красноватый напиток, потом мгновенно опорожнили стаканы. И здесь я дал маху: желая показаться знатоком кавказских вин, брякнул про напиток, о котором знал понаслышке, задал самый глупый из всех возможных вопросов:
— А
Продавцы захохотали так, что чуть не попадали с насестов.
— У нас у всех вино «Хванчкара»… Наше село «Хванчкара».
Мы пошли вдоль прилавка и каждый продавец протягивал нам полные стаканы. Мы пили вино, уже без всякого смакования, вернее, без всякого приличия — опорожняли стаканы у одного бочонка и подходили к следующему, при этом, наверняка, выглядели дилетантами дегустаторами, просто-напросто утоляющими жажду или еще хуже — горькими пьяницами, дорвавшимися до дармовой выпивки. Где-то в середине прилавка я почувствовал головокружение и выразительно (скорее невыразительно) посмотрел на Алексея.
— Если пойдем до конца прилавка, рухнем, — икнув, сказал Алексей и, демонстрируя столичное воспитание, тактично обратился к продавцам:
— У всех вино — первый сорт, но, наверное, мы должны купить у самого первого. Это можно по вашим правилам?
— Можно! — раздались голоса и громче всех — голос парня, как мы поняли — авторитета среди продавцов.
Мы подошли к нему; он по-прежнему то улыбался, то пел, вернее умудрялся это делать одновременно. Алексей протянул самую большую нашу емкость — поллитровую флягу.
— Берем три литра, — сказал я, зная уже не понаслышке, что покупать меньше — просто опозориться.
— А во что? — переспросил Алексей.
— Там в Доме отдыха что-нибудь найдете, — парень показал на двухэтажное белокаменное строение в конце села.
В Доме отдыха, видимо, был послеобеденный отдых — ни в холле, ни в коридоре не было ни души.
— Возьмем напрокат до завтра, — Алексей кивнул на подоконник, где под солнечными лучами сверкал графин.
— Угу! — откликнулся я и нетвердыми шагами направился к изысканной стеклянной таре.
— О, это то, что надо! — встретил нас лучезарный парень и вылил в графин два литра. — Кто пьет наше вино, живет сто лет. Осталось поллитра, всего смочить усы. А-а, так и быть, генацвале, отдам вам мерную бутыль, но завтра принесите. Вон мой дом, — он снова показал в сторону Дома отдыха. — Спросите, где живет Важа. Меня все знают. Вы на турбазу идете?
— У нас палатка лучше всякой турбазы, — сбивчиво, но гордо ответил Алексей.
Запихнув емкости с вином в рюкзак, мы, размягченные, сильно покачиваясь, двинули к окраине села.
Поразительная штука эта «Хванчкара!». Я имею в виду вино, хотя и село довольно поразительное — компактно приютилось на склоне горы; но вино — оно пьянит, но не тяжелит, даже наоборот — вселяет немалые силы. Во всяком случае мы с удвоенной энергией разбили палатку под раскидистыми каштанами и сделали это ловко и быстро, точно до этого и не протопали десять километров по каменьям и осыпям.
Не менее поразителен воздух Кавказа — уже через час он выветрил хмель из наших легкомысленных голов. Незаметно солнце скрылось за главным хребтом и горы преобразились от невидимого источника света.