Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)
Шрифт:
Но Ольга настойчиво заявила:
— Я буду сыта, и моя хлебная карточка останется в семье.
На следующее утро почти босиком — туфли развалились и хозяйка дала драные тапочки — Ольга пришла на хлебозавод и вошла в проходную, где мужчины ожидали поденной работы.
— Знаете что?! Мне нужно в отдел кадров, — сказала охраннику. Сказала так убедительно, что охранник показал на дверь.
В отделе кадров сидели две женщины.
— Кто вас пропустил? — спросила старшая. — Нам никто не требуется. Весь штат укомплектован… Постоянных-то не знаем куда ставить.
— Ваш завод — единственная
Женщины посмотрели на старое платье, на тапочки…
— Сейчас пойдем в цех, — вышла из-за стола старшая. — Если сдвинешь вагонетку с хлебом, возьмем чернорабочей.
— Я обязательно сдвину, — просияла Ольга.
В огромном цехе было жарко и пахло свежеиспеченным хлебом; повсюду стояли вагонетки, набитые буханками хлеба, от которых шел пар. В горле у Ольги запершило, на глазах появились слезы.
— Вот тебе хлеб, отойди в сторонку, поешь, потом будешь двигать, — женщина протянула Ольге полбуханки.
Ольга стала есть горячий мякиш, и вдруг простодушно спросила:
— А можно половину спрятать? Я хочу отнести детям.
— Выносить хлеб нельзя. За это отдают под суд! — женщина кивнула на вагонетку, стоящую около печи. — Откати ее в угол.
Ольга ухватилась за поручень и напряглась изо всех сил, но вагонетка не сдвинулась. Ольга уперлась ногами в пол, навалилась на вагонетку всем телом, но та даже не качнулась. Подошли рабочие заулыбались, женщина тоже улыбнулась, встала рядом с Ольгой, толкнула поручень, и вагонетка покатилась.
— Ну, ладно, молодец. Старание налицо. Пойдем, оформлю тебя разнорабочей в сухарный цех. Завтра выходи на работу.
— Все-таки ты, Олечка, удивительно счастливая, — сказал вечером Анатолий. — Ты как-то действуешь на людей, тебе никто не может отказать.
— Да никак я не действую, — рассмеялась Ольга. — Просто я энергичная.
— Да, действительно, ты не динамо-машина, ты шаровая молния.
Утром Ольге выдали рабочую карточку — шестьсот граммов хлеба в день.
— Целое состояние! — воскликнула Ольга дома. — И все это для семьи, а в цехе я буду есть сколько влезет.
Через неделю Ольга заметно поправилась, и возила вагонетки без особых усилий. Но работа была и опасной. Как-то Ольга везла хлебные формы и вдруг сбоку вынырнула виляющая из стороны в сторону вагонетка — на ее подножке стоял рабочий и спал, вцепившись в железный каркас. Ольга вскрикнула, застыв на месте, но в ту же секунду рабочий электрик дернул ее за руку, Ольга плюхнулась на пол, а вагонетки с грохотом врезались друг в друга.
Ольга работала усердно, к тому же она была одной из самых грамотных женщин на заводе, и вскоре ее перевели в учетчицы. Теперь, кроме учета продукции, в ее обязанности входило набирать людей для ночной погрузки и подвозки хлеба… Когда Ольга выходила за ворота, ее окружала толпа небритых, усталых мужчин, отработавших смену на других предприятиях. Требовалось десять человек, а тянули руки две сотни, и каждый протискивался поближе к Ольге. Первыми она брала самых истощенных, записывала их в тетрадь, а остальных просила прийти на следующий день. Таким образом в конце концов каждый побывал в цеху.
…Осенью сорок
Потрясенный Анатолий долго не мог прийти в себя; он осунулся, ссутулился, с работы возвращался поздно, выпивши; усаживался на кухне в углу, поминутно снимал очки, тер глаза, говорил Ольге, что ему стыдно — его друзья погибли, а он отсиживается в тылу. Втайне от жены он снова ходил в военкомат, просился на фронт, но его не отпускали с оборонного завода, да и зрение подводило.
Гибель друзей для Анатолия стала вторым, после смерти родных, страшным ударом, от которого он так и не смог полностью оправиться. Стоило ему хотя бы ненадолго остаться наедине с самим собой, как в него, и без того слабовольного, вселялось бессилие и хандра.
— Я всех потерял, — бормотал он, — у меня осталась только Ольга и дети.
С каждым годом его все сильнее охватывали неуверенность и малодушие. В семейной драме и в гибели друзей он видел предначертание судьбы, определенный рок. Только постоянная поддержка, самоотверженность и преданность жизнестойкой жены выводили его из состояния подавленности.
Через год часть работников завода переселили в общежитие Казанского университета на запущенной окраине, в четырехэтажное строение из жухлого кирпича со сгнившими водостоками. Рядом в овраге пролегала железнодорожная колея, с одной стороны уходившая в тоннель, с другой — упиравшаяся в стрелку станции Аметьево. Перед общежитием склоны оврага связывал деревянный мост.
Анатолию с Ольгой достались на втором этаже две крохотные комнатенки, переделанные из туалета; в них был холодный, выложенный плиткой пол, между стеной и расшатанной дверью зияла щель, которую приходилось занавешивать. Несколько дней из досок и ящиков Анатолий сколачивал стол, табуретки и козлы под матрацы. Он не признавал работу на скорую руку и все делал неторопливо, основательно, с поразительной тщательностью.
— К вещам, сделанным своими руками, и отношение особое, — говорил он.
— Отличная мебель, — сказала Ольга, поглаживая самоделки мужа. — Прямо стиль «Людовик», — она еще пыталась шутить, взбодрить свое сникшее семейство.
Через общежитие тянулся сумрачный коридор, по обеим сторонам которого были комнаты с пыльными лампочками; заканчивался коридор умывальной и кухней с железными печурками-«буржуйками»; единственный туалет находился на третьем этаже. Электричество давали только на два часа и вечером сидели при коптилках. То и дело в общежитии появлялись клопы, и тогда мебель ошпаривали кипятком. А однажды обнаружились вши, и поскольку мыло выдавали редко, вместо него использовали глину с золой, но эта смесь была малоэффективна и многим женщинам пришлось остричь косы.