Самая сладкая ложь
Шрифт:
Махмет удивленно посмотрел на него.
— Юджин? Не понимаю! При чем же здесь Юджин?
— Вариантов слишком мало, чтобы ошибаться.
— Но Юджин не мог этого сделать! Это ведь… — Он замолчал, подбирая нужное слово. — Это ведь подло — стрелять в спину! — Махмет тряхнул головой и вытянул спину. — Он должен за это ответить!
Константин успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Мы решим этот вопрос позже.
— Мы обязательно должны его решить! — не успокаивался Махмет. — Вы знаете, что у нас делали с таким людьми? У нас…
— Знаю, — перебил
Махмет теребил рукава куртки.
— Я бы мог перевязать ей рану, — сказал он. — Я пытался остановить кровь, но…
Константин передернул плечами.
— Замолчи, Махмет. Подожди меня здесь. Я сейчас вернусь.
Йосеф стоял без движения и смотрел на то, как друзья и родственники по очереди кладут на могилу камни. В руках он держал небольшой молитвенник, до сих пор открытый на странице с каддишем [3] . Он удостоил взглядом подошедшего Константина и опустил глаза, изучая написанное.
3
Иудейская погребальная молитва.
— Бог — справедливый судья, — проговорил Константин негромко. — Мне всегда казалось, что в этой фразе есть что-то святотатственное.
— Мне тоже, — ответил Йосеф. — Если честно, я не думал, что вы придете.
— Моя религия запрещает мне посещать похороны, но я счел своим долгом придти и поговорить с вами.
Йосеф снова посмотрел на него.
— О чем?
— Мы могли бы поговорить о многом, — ответил Константин, разглядывая людей. — Знаю, у вас не принято этого говорить, но я хочу выразить вам свои соболезнования. Когда умирает близкий человек, вам хочется поделиться своим горем с другими. У меня на этот счет имеются личные соображения, но я не буду высказывать их потому, что они будут чужды вам с духовной точки зрения.
Йосеф закрыл молитвенник, положив закладку между страниц.
— Я пытаюсь понять вас, — сказал он. — Мне казалось, что я должен ненавидеть вас, но и ненависти к вам я не испытываю. Так что позвольте выразить соболезнования и вам. Или в вашейрелигии, — подчеркнул он слово «вашей», — это не принято?
— В моей религии смерть воспринимается как что-то, что рождает новый поток духовной энергии. Я думаю, это не зависит от религии, смерть в любом случае рождает что-то, потому что с концом всегда приходит начало, это закон нашей жизни. Но не думаю, что это кого-то утешит. — Константин помолчал. — Если я заставил вас страдать, Йосеф, простите меня.
— Да. — Йосеф опустил руку, в которой он держал молитвенник, и снова посмотрел на могилу. — Простите и вы меня. Не думаю, что мы можем сказать друг другу что-то еще.
— Будьте сильны. Страдания даются нам для того, чтобы мы понимали истинный смысл вещей. Иногда он открывается людям только после того, как они переживают несчастья.
— Спасибо, — ответил он и, опустив голову, сосредоточился на собственных мыслях.
Махмет до сих
— Я думаю, что в следующей жизни Лия станет солнечным светом, — сказал он, когда Константин сел за руль.
— Почему ты так решил?
— Потому что солнечный свет всегда и повсюду. Солнце светит всегда, а если оно за облаками, то оно все равно светит, только самому себе, и ждет, когда облака рассеются, и оно снова будет дарить свет другим.
Константин повернул ключ зажигания.
— Ты веришь в переселение душ?
— Нет, — признался Махмет. — Но вы верите, а это главное.
— Слишком жестокая это кара — стать солнечным светом. Тяжело делать добро бескорыстно. Люди делают добро, но их всегда греет мысль о том, что кто-то их поблагодарит. А теперь представь себе, как тяжело быть солнечным светом. Ты даришь всем тепло. Даришь всем, потому что ты вездесущ. Но знаешь заранее, что никто тебя не поблагодарит. Кто же будет благодарить за солнечный свет? Люди не умеют благодарить за само собой разумеющиеся вещи.
Махмет печально опустил голову.
— Но ведь мы можем благодарить за солнечный свет, — сказал он. — Это ведь нам ничего не стоит…
— В этом-то и беда, — ответил Константин. — Люди уверены в том, что все в этом мире чего-то стоит. А на самом деле даже человеческая жизнь не стоит и гроша.
Негромкий стук в боковое стекло заставил его повернуть голову.
— Капитан, — сказал майор Толедано, — не могли бы вы выйти? Я хочу сказать вам пару слов.
Константин вышел из машины и снял перчатки, положив их в карман плаща.
Рядом с Боазом стоял лейтенант Гордон. Лицо у Гилада было то ли взволнованное, то ли испуганное — во всяком случае, выглядел он совершенно потерянным, как человек, который только что узнал шокирующую новость и теперь переваривает ее, не зная, как реагировать. А чуть поодаль ждали два молодых человека в темной одежде, которые, несмотря на сумеречную погоду, не снимали солнцезащитных очков.
— Что-то случилось? — заговорил Константин. — Я могу узнать, что тут делает охрана?
— Да. — Боаз достал из кармана наручники. — Они здесь для того, чтобы проводить вас, капитан. Вы арестованы по обвинению в пособничестве исламистскому террору. Вы дали Мустафе Мухаммеду Хусейни яд, достали поддельные документы для его жен и передали документы из его сейфа в руки руководства группировки «37». Подробности мы выясним позже. А пока прошу вас пройти со мной.
Константин посмотрел на Гилада, но тот стоял, опустив глаза.
— Я могу узнать, как вы пришли к таким выводам, майор?
— У меня есть даты ваших полетов в Дамаск. А еще у меня есть показания сержанта Габриэль Нафтали, которая достаточно нам рассказала. Думаю, вы были заинтересованы в том, чтобы убрать информатора, как никто другой. Если бы не решение Махмета ехать по другой дороге, работа была бы безупречной. Сержант, надо сказать, держалась молодцом. Всю вину она взяла на себя и несколько раз повторила, что вы имеете ко всему этому только косвенное отношение.