Самая срочная служба
Шрифт:
Договорились, что каждый день в пять вечера Холодец будет выходить на связь и докладывать о состоянии дел.
Единственная сложность – рация допотопная и весит больше двадцати килограммов. Для того чтобы ее таскать, придется выделить двух солдат.
Резинкин, Валетов и Простаков попали в разные отделения и сейчас забирались в вертолеты. Для Простакова влезть в вертушку, с которой никто и не думал спускать лесенку-трап, плевое дело. Он с легкостью махнул внутрь одним из первых и подивился тому, как просторно в салоне вертолета. Вот смотришь на «Ми-8» со стороны и не скажешь, что в нем может не десять человек разместиться,
Вертолеты ему приходилось видеть у себя в Красноярском крае, но летать ни разу не довелось.
Простаков ощутил, как весь его ливер ушел вниз, но затем вернулся в нормальное состояние. Куда летят, никто не знал. Сидящий рядом с Резинкиным Петрусь орал ему в ухо:
– Вот сейчас забросят в Афганистан или в Чечню, а может, в Зимбабве, эге-ге!
Простаков сидел на каком-то ящике и был рад тому, что ему не приходится сидеть на полу, подложив под попу фуфаечку. Ради любопытства Леха приподнял свой зад и дернул за деревянную ручку, притороченную к ящику стальной полосой. Тяжеленький, чем-то наполнен.
Мудрецкий, сидя напротив на точно таком же, заорал ему, стараясь донести до рядового свои мысли через свист ротора. Простаков понял приказ по губам. Значит, не для них ящики. Получается только сухпай в вещмешках, да Холодец с собой кой-чего забрал. Зря ему наши помогали, пусть сам свою жратву в вертолет забрасывал бы. Так, нам целый месяц перебиваться, а он будет консервы лопать и по-тяжелому в кусты ходить.
Фрол быстренько уселся на полу, поджав под себя ноги на взлете. Когда шум от лопастей стал оглушительным, он заткнул пальцами уши.
И так он просидел минут пятнадцать, уткнувшись носом в колени. Когда он поднял глаза и наконец вытащил пальцы из ушных раковин, то удивился. Они до сих пор в небе. По его представлениям, вертолеты не могли долго находиться в воздухе, и очень скоро их где-то выбросят.
Народ уже пообвыкся, и, самое интересное, пока никто не проблевался, хотя Рустама Алиева, того самого Али-бабу, явно мутило. Он заметил еще несколько бледных лиц и, оценив свое собственное состояние, пришел к выводу, что он еще не самый вялый из их отделения. Счастливцы, кто оказался рядом с иллюминатором, иногда посматривали вниз, видели леса, поля и реки. Этого заманчивого зрелища – вида с вертолета – Валетов оказался лишенным по воле случая, и ему пришлось довольствоваться приевшимися рожами сослуживцев, а не пейзажами Родины.
Меж тем летели уже больше сорока минут. Фрол Петрович успел окончить не только одиннадцать классов, но и полкурса политеха, а хотел стать архитектором, да не вышло – променял учебу на торговлю. Так вот, он стал прикидывать, что при скорости вертолета километров сто пятьдесят в час, если они побарахтаются в воздухе еще столько же, их успеют забросить от казарм километров на двести пятьдесят – триста. Действительно, могут куда-нибудь завести, потом фиг выйдешь без карты. Здесь Валетов надеялся на комбата, ну не мог же подпол взять и выкинуть их черт знает куда, ведь он видел, как Холодцу передавали планшет. Наверняка там карты, а эта здоровая радиостанция, которую он вместе со жратвой к себе в вертолет погрузил? Это же явно для того, чтобы связь поддерживать. Нет, они не брошенные, просто у них вот такое вот задание.
Они в воздухе больше часа, и многих начал смаривать сон. За ночь они полностью в себя не пришли.
Простаков, широко расставив ноги,
Леха не мог сказать, через какое время после взлета кишки сыграли и машины стремительно начали садиться, как казалось не имевшим никакой практики перелетов солдатам – просто падать на землю.
Наконец все закончилось. Через полтора часа переброска завершилась. Машины выплевывали людей. Пилот одной из посудин, разглядывая солдат, не удержался и прокричал:
– Вы чего, все стройбат?!
– Не, – орал Фрол, вылезая, – мы химики!
– А! Зарин-зоманычи! А рожи как у стройбатовцев.
Машины поднялись в воздух и исчезли за деревьями. Взвод оказался на небольшой полянке, окруженной плотной стеной леса. Солдатам не дали полюбоваться пейзажем, тут же зазвучала команда: «Становись всем!» Народ построился, чувствуя неформальность обстановки. Несмотря на то что они были в армии и все такое прочее, подразделение сейчас находилось в поле, где надлежало применять смекалку и выучку.
Выучки не было как таковой, а насчет смекалки...
Вот Фрол в себе был не уверен. Он всю жизнь провел в городе, но все же знал, что найти в лесу пожрать – дело практически бесполезное. Клубника в лесах не растет, а вся остальная ягода – малина там, ежевика, – ее искать надо. Потом, много ягод съешь, может, и дрисня будет. Тяжело.
Чего еще делать? За тушканчиками бегать, или как они тут называются? Нет, тушканчики здесь не водятся. Наверное, какие-нибудь бобры. А, бобры они запруды строят на реках. Реки не видно. Так чего тут жрать-то?
Холодец заботливо оглядел белые мешки из синтетической нити с продуктами и наконец посмотрел на построившийся личный состав.
– Товарищи солдаты, – обратился он, не думая становиться по стойке «смирно», не на плацу вроде как. – По приказу командира батальона вы прибыли в район сосредоточения, где вам нужно провести один месяц, ровно тридцать суток. Шестьдесят дней и ночей, так сказать. По тридцать. Необходимо в течение данного промежутка времени сохранять способность, боевую в том числе, не завшиветь и не запаршиветь. Первого, кого увижу грязным и оборванным, по прибытии в часть заставлю до конца службы заниматься только грязной работой.
– А я так чистой и не увидел, – возмутился Забейко, успев оттеснить Простакова от старшего сержанта Казаряна и встать рядом со своим корешом. Нарушая тем самым ранжир.
– Разговоры, рядовой! – заскрипел Холодец, понимая, что нельзя допустить разброда. – Вы не в бане, я не тазик, – кричал он обычную свою несуразицу. – Об меня руки вам не тереть! Вафельное полотенце бреет лучше любого станка, и я не позволю здесь, посреди леса, орать мне наперерез, иначе будете все у меня ходить с гладкими мордами и обоссанными портянками! Молчать! И вообще, я здесь чтобы не вами командовать, а для наблюдения. Буду оценивать, как вами погоняет лейтенант Мудрецкий! Вот так! Который и будет решать, кому из вас здесь какое место и чем брить! И кому, ему, поперек его какого места, чего нагло разговаривать! Иначе всем обрезание сделаю! А то и того хуже – на губу посажу!