Самая темная ночь
Шрифт:
Матвей
К вечеру зной спал, но оставаться в душной комнате не было никаких сил. Они расположились на уже облюбованной лужайке на прихваченном из комнаты покрывале. Гальяно, уже успевший получить от Василия сигареты, закурил. Матвей наблюдал за ним с завистью. После встречи в лесу ему тоже хотелось курить. Оказывается, случаются стрессы посильнее любовных терзаний.
— Я считаю, нам нужно туда наведаться, — сказал Гальяно, всматриваясь в крону старой липы, под которой они
— Куда? — спросил Дэн.
— На гарь. Надо же хоть посмотреть, что за место такое.
— Плохое это место, — буркнул Туча. — Что на него смотреть?
— Ты старика испугался, что ли? — Гальяно выдохнул тонкую струйку дыма, усмехнулся снисходительно.
Ишь, улыбается, а еще час назад сам чуть не обделался от страха. Матвей закрыл глаза, ему не хотелось ни разговаривать про Чудову гарь, ни уж тем более, ходить на нее. В душе росло и крепло смутное беспокойство, избавиться от которого не было никаких сил.
— Испугался, — сказал Туча. — Мы все его испугались. В нем есть что-то…
— Неправильное, — закончил Дэн.
— Что там неправильного? — вскинул брови Гальяно. — Самый обыкновенный сумасшедший! Нес какую-то ахинею, про какую-то гарь.
— Не только про гарь. — Туча перешел на шепот. — Он еще говорил про то, что она нас пометила.
— Классический бред! — Гальяно взмахнул рукой.
— И про то, что я нашел вещь, которую не нужно было находить, — гнул свое Туча.
— И какую такую вещь ты нашел? — Гальяно загасил сигарету. — Блуждающий огонь? Так ты ж сам сказал, что не видел ничего конкретного, просто свет из-под земли.
— Не знаю. — Туча растерянно моргнул. — Я много всякого нахожу.
— Ключик, например, — вспомнил их недавнее ныряние Матвей.
— Нет, ключик — не вариант, — замотал головой Гальяно. — Вещица, конечно, симпатичная, но какое отношение она имеет к Чудовой гари и всему остальному?
— Я еще кое-что нашел, — сказал Туча после долгого молчания.
— Что?! — спросили они в один голос.
— В библиотеке, когда на меня посыпались книги. Помните?
Они в нетерпении закивали головами.
— Там в стеллаже был тайник. То есть это я так думаю, что тайник, потому что в нем было кое-что спрятано.
— Какой тайник? — спросил Матвей.
— Что спрятано? — Дэн, до этого момента совершенно спокойный, вдруг начал проявлять нетерпение.
— Тайник. — Туча посмотрел на Матвея. — Там полки такие толстые, в торце сантиметров десять, не меньше. Я сначала подумал, что это просто трещина. Ну от удара или от старости. Хотел посмотреть, как можно назад приделать, а оказалось, что это не трещина, что панелька эта торцевая вынимается, а внутри — тайник.
— А в тайнике что? — Глаза Гальяно загорелись алчным огнем. Небось уже нафантазировал себе бесценных сокровищ, спрятанных в библиотеке.
Матвею и самому было
— А в тайнике вот это. — Из-за пояса штанов Туча вытащил какую-то книжицу, положил ее в центр покрывала.
— Книжка? — Гальяно разочарованно вздохнул.
— Это не книжка. — Дэн взял находку в руки, раскрыл. — Это дневник.
— Чей дневник? — Матвей подсел поближе, заглянул Дэну через плечо.
Это и в самом деле был дневник. Местами потертая кожаная обложка, пожелтевшие от времени, но все еще плотные страницы, исписанные крупным, порывистым почерком, а на первой странице — от руки нарисованный, готовый ринуться в атаку вепрь, точная копия того, что на экслибрисе.
— Это дневник графа Шаповалова. — Дэн пробежался пальцами по рисунку.
— Которого из двух? — уточнил Гальяно.
— Андрея, — сказал Дэн уверенно. — На его экслибрисе нарисован вепрь, а на экслибрисе его брата — волк.
— Странно как-то. — Матвей в задумчивости взъерошил волосы. — Фамилия одна, а экслибрисы разные.
— Да, странно. — Дэн перевернул страницу, сказал задумчиво: — Может, ответ здесь. Туча, ты уже читал?
— Когда? — Тот пожал плечами. — Я же все время был с вами.
— В таком случае предлагаю не откладывать дело в долгий ящик! — Гальяно поерзал, устраиваясь поудобнее. — Читай, Киреев, что там этот граф написал!
Дневник графа Андрея Шаповалова
1908 год
Завтра идем с Игнатом в ночное! Отец долго не хотел отпускать, но Игнат его уговорил. Есть у него такой особенный дар — влиять на людей. Вот и отец, со мной строгий и несгибаемый, с Игнатом становится мягким, как воск, соглашается со всем. Пусть не сразу, но соглашается. Два дня всего понадобилось, чтобы категоричное отцовское «нет» превратилось сначала в осторожное «я подумаю», а потом и в долгожданное «ваша взяла!».
— Шкурой за мальчишек отвечаешь, Степка! — Отец смотрел на старшего конюха и хмурил густые брови так, словно и в самом деле собирался спустить с ни в чем не повинного Степки шкуру.
Степка кивал, мял в руках картуз, заверял отца, что ничего страшного с «их сиятельствами» не приключится. Что ж с ними может приключиться?! Места кругом тихие, лихих людей не водится, а работу свою он знает.
Помню, Игнат взглянул на меня насмешливо, сощурил свои синие глаза так, что сразу стало ясно — не будет у несчастного Степки спокойной ночи, брат задумал что-то эдакое. Он всегда был горазд на придумки. Куда мне до него!