Самая трудная победа
Шрифт:
– Ошибки совершают все, кто хоть что-то делает, – неторопливо произнес мистер Вольф. – И иногда за них приходится платить дорогой ценой. Но осознать ошибку и принять за нее ответственность могут далеко не все. Только самые зрелые и сильные люди способны на это. Кому-то и всей жизни не хватает, чтобы достигнуть этого уровня. Вы вчера поступили, как последние болваны, и могли погибнуть.
Конечно, на неделю они были посажены под домашний арест, и до конца лета лишены права брать прогулочную яхту. Но по сравнению с тем, что уже случилось, это было для Курта и Линды пустяком.
Выйдя в сад, мальчик и девочка переглянулись.
– Я думала, что предки меня убьют, – призналась Линда, – это ведь я протупила. Было бы за что. Спасибо, Курт, что прикрыл меня. Но все же я должна была подумать о том, что нужно пораньше уехать с острова.
– Если бы я не искал так долго часы, мы бы успели вернуться до шторма, – великодушно ответил Курт.
– Давай еще подеремся, выясняя, кто больше виноват, – фыркнула Линда.
Они снова помолчали, сидя на лужайке у дома Вольфов. Валять дурака и перебрасываться шпильками, как еще вчера, им уже не хотелось. Из головы не шли слова Ричарда о зрелости и о том, что они стали взрослыми. Им кажется, что мир стал другим после этой штормовой ночи… А может действительно это ОНИ изменились и поэтому видят все привычное иначе?
*
– Есть вещи, которые связывают сильнее кровных уз или постели, – сказала Линда, вынырнув из омута воспоминаний и глядя куда-то в окно мимо Хенсли, – и эта ночь на коралловом островке навсегда осталась с нами. Мы сидели, держась друг за друга, среди ревущего океана, и больше всего на свете боялись скатиться в воду, и не знали, что будет дальше. А перед этим Курт нырнул за мной, хотя мы могли утонуть оба… И поэтому сейчас моя очередь нырять на помощь другу.
–
– Он сам, – губы Линды сжались в ниточку. – Без своего любимого дела и с подорванной верой в свое совершенство и непобедимость он погас, словно батарейки в фонаре сели. С тех пор, как Курт выписался из больницы, он стал совсем другим, тенью себя прежнего. На первый взгляд с ним все в порядке, но на второй – сразу видно, что это далеко не так. Меня это тревожит. Никто в мире не знает Курта так, как я. Поэтому я и разговариваю с вами и предлагаю свой план. Вы же не позволите человеку, которого оставили в живых, медленно убить себя?
Хенсли молчал. Перед глазами снова встала разбитая машина Дейвиса, которую вытащили из озера Мид на рассвете, застывшее навеки лицо друга, когда его перекладывали на носилки, прощание, сочувственные слова Хёджина, приехавшего на кладбище… А потом пришла другая картина, двое подростков среди бушующего океана. Мальчик ныряет за потерявшей сознание девочкой; плывет с ней к коралловому островку; бесконечно долгой ночью они сидят на этом крохотном выступе, прижавшись друг к другу, дрожа от холода, осыпаемые лавиной свирепых брызг, хлещущих, как плети… А через двадцать лет по приказу этого повзрослевшего мальчика с коралла сгорела бабушкина ферма, и плосколицый монгол выстрелил в затылок дяде Рику. А сейчас Хенсли сидит в белом внедорожнике "ГИДРОБИО", и женщина с бездонными серыми глазами, та самая спасенная девочка, признается в том, что невольно спровоцировала эту полосу трагедий, и просит помочь ей спасти ее единственного друга. И как быть? Как поступить?
– Генри, – Линда постучала в перегородку. Машина двинулась с места. В окно Хенсли увидел, как за ними потянулись джипы сопровождения. Он быстро обернулся к Линде. Она слегка улыбнулась:
– Не волнуйтесь, мистер Ли. Я же обещала, что вам не причинят вреда. Но нельзя ведь высадить вас прямо в этой пустыне, вдалеке от города? Это было бы невежливо с моей стороны. Вы же не будете силой прорываться к выходу? Брр, не люблю этих сцен в стиле дешевого вестерна.
Конец ознакомительного фрагмента.