Самайнтаун
Шрифт:
Джек петлял по между отелями и болотными огнями – вспыхивая в стеклянных колбах фонарей и вдоль мощенных дорог, те отбрасывали на стены и людей бирюзово-зеленые блики. Он снова выполнял людские просьбы, на которые у него не нашлось времени днем: помог дотащить несколько ящиков с известью рабочим, нашел родителей заплаканного
«Смерть смертью, но и о жизни не стоит забывать», – подумал он тогда и решил отложить то, с чем справиться все равно пока не может, чтобы сосредоточиться на том, что ему по силам. А по силам Джеку всегда было помогать, следить, заботиться… В конце концов, все ведь начинается с малого.
И неприятности, правда, тоже.
Хрясь!
– Да, да! Попал!
Тыква Джека покатилась по асфальту с глухим стуком.
«Вот что за невезение! – расстроился Джек. – Хотел же срезать через парк, а не через парковку».
Мало того что в этой части города и впрямь пахло застоявшейся водой со стоками, как предупреждал мэр, так здесь еще и с болотными огнями в фонарях темно было, как в склепе. Неоновые вывески с гирляндами тонули в вечернем мареве тумана. Подпрыгивая, тыква Джека укатилась к колесам крытого фургона, ударилась о шины и остановилась так, уставившись черными треугольными глазами на трех подростков, выскочивших из-за угла. В бомберах с вышивками старшей школы, но с едва проступившей на щеках небритостью – сколько им? пятнадцать? – они вмиг окружили Джека. Все трое как на подбор для выступления в театре: брюнет, блондин и рыжий – худощавый, мускулистый, пухлый. Джек и раньше знал, что любим
– Я и не думал, что это будет настолько просто!
– Чуваку не помешала бы изолента.
– Обалдеть, в ней реально пусто! Гляньте, пацаны.
И они, подобрав тыкву, принялись по очереди пихать в нее свои тупые головы, гогоча и завывая, будто изображали привидение или восставшего из могилы мертвеца, а не Джека. Сам он остался стоять в стороне, чувствуя себя не столько униженным, сколько брошенным, будто говорящая кукла, с которой сняли механизм, чтобы покопаться в нем, в то время как саму куклу отправили на помойку. Ветер приподнял ажурный воротник его рубашки, и Джек рефлекторно опустил его обратно, а вместе с тем огладил пустоту над шеей. Воротник был даже выше, чем она.
– Будьте так любезны, – дружелюбно сказал Джек. – Верните мне мою голову.
Все трое оглянулись на него с таким удивлением на лицах, будто и вправду забыли, что он здесь.
– Ого! Ты еще нас видишь? – поинтересовался тот, что рыжий, пока двое других спорили, чья сейчас очередь мерить тыкву. Едко ухмыляясь, он потрусил перед Джеком рукой, сгибая и разгибая пальцы, как на приеме у офтальмолога. – У тебя ведь глаз нет, да и вообще башки. Ты же типа Безмозглый Джек.
– Я Безголовый Джек, – уточнил он, когда те перестали хохотать над своей гениальной шуткой. Не будь он таким уставшим, чтобы злиться еще и на малолетних бедокуров, где-то бы наверняка угасло несколько голубых свечей. – Повторяю в последний раз: верните мою тыкву. Я ее всего неделю как ношу, совсем еще новая! Если на ней хоть одна вмятина появится…
Конец ознакомительного фрагмента.